– Милая моя, кто сказал, что я добрый? Кто-то обманул, наверное. Я никогда не был добрым. Я – не добрый. – Он подмигнул мне мохнатым глазом. – Поэтому я сейчас уйду, милая, непременно уйду. Но только на два-три часа. – Консуэлла нахмурилась в сторону мальчика, что виновато замер у входной двери среди множества обуви. – Ты знаешь, мне можно доверять. Не будем больше обсуждать эту тему. Спасибо, что ты у меня такая умная! – Хорхе пятился, пока заостренное лицо испанки искало его. – Я полюбил тебя дважды, милая… Вначале, когда увидел в первый раз, увидел, какая ты красивая, потом, когда услышал тебя и осознал, что ты еще и чертовски умна… – Они снова встретились глазами.
– Все знаю… – настолько мило и мирно отозвалась женщина, что сердце мое затрепетало от правды слов ее мужчины. – Ты с другом? – Друг тем временем сосредоточился на ярости ее алого педикюра.
– В этом все и дело, – развел руками испанец, тут же одной пригладив волосы, а другой – дотронувшись до сердца. – Иначе бы я ни ногой от тебя. Его зовут Арсений, он из Руссии.
– Ру-у-уссия, – протянула Консуэлла, всматриваясь в меня. – Чудесно. Теперь буду знать, кто виноват, если тебя не будет через три часа. И это при такой луне… – Я почувствовал себя негодяем, но ровно на секунду. – А вдруг дождь?
– Я ли не буду… – заковыристо парировал Хорхе. – Буду точно я. Арсений, как и я, занимается фруктами, в Руссии проблемы с фруктами. У них там очень холодно, ты знаешь, и нет проблем с медведями, но с фруктами – проблемы. Я буду поставлять им фрукты… я обязан показать ему пару-тройку мест, по часу на каждое. И потом я тут… – Он замялся, и по глазам его я понял, что он уже начал к себе прислушиваться. – А дальше Женя… если вдруг… милая… – Хорхе ухватил меня за плечо и почти поволок за собой. – Не без луны… но без дождя…
– Может, кофе? – метнула нам в спины прекрасная испанка. – Или вы голодны?
– Точно… – вскинул смуглый палец Хорхе. – Кофе без еды. Ты чудо, дорогая. – Мы устремились к лестнице на второй этаж, мерцающей от лака, скрипучей и крутой. – Не знаю, за что мне так повезло… – Слова уже путались.
Дрожь от поступи по лестнице проводила нас в одну из комнат, что оказалась гардеробной, где слева прогнулась от массы здания упругая балка, полная тяжести женских платьев, костюмов и прочего множества, части которого я даже не знал названия, а справа на другую балку было набросано мужских сорочек, пиджаков и всякого.
Испанец надел свежую рубашку в красную вертикальную полоску, в петельки впрыгнули свежие запонки в виде песочных часов с чувствительными струйками фиолетового песка. Он густо полился одеколоном.
Совсем глубоко, словно намеренно, среди разноцветных тканей выискалась почти плоская этажерка, полная винных бутылок, и там же прирос к полке прозрачный выпуклый штоф, полный кирпичной жидкости с маслянистым эхом по стенкам толстого стекла.
– Когда случается полнолуние, Консуэлла на ночь или на две сходит с ума, – зарылся в вещевой гуще Хорхе, пока я озирался и старался не чихнуть от избытка запахов тканей и парфюмерных призраков. – Ей слышатся множество голосов, и все они доносятся сверху, точно… с луны, когда она полная… – Серебристая коробочка мелькнула на фоне выделанного хлопка. – Она не верит в это сама… До сих пор думает, может, кто-то шутит над ней. Голоса раздаются из шкафа или еще откуда-то. Все это сводит ее с ума, и… – Ирландский чай мелодично пролился в два сосуда, напоминающих свечные лампады. – Но никто не шутит. И про луну в этом доме говорят чаще, чем в других.
– В полнолуние? Неужели она?.. – перебил я Хорхе, больше для того, чтобы осмыслить услышанное.
– Нет, конечно. Но и так не легче, – засмеялся Хорхе, потягивая лампаду. – Просто она становится буйной, разносит все в щепки, громко разговаривает и колко судит. Тяга к разрушению обоих видов… И разрушения объясняет поиском голосов – или людей, или динамиков. Она каждый раз не верит, что голоса в ее голове. А вне полной луны она все понимает… Консуэлла – дочь богатых родителей, настолько богатых, что в разное время у нее появлялись самые неожиданные враги, притом большинство начинали вражду из зависти. Люди много раз подводили ее, в конце концов развилась агрессивная паранойя. Давно… – Мы выпили. – В такие дни даже я под подозрением. – Глаза испанца пытались быть грустными.
– Удивительное рядом, – сказал я фразу, услышанную чуть ли не по радио.
– Постоянно замечаю, – вторил Хорхе, густо багровея и почти светясь в полумраке рубашек. – А в остальном она замечательная. Наверное, у каждой женщины есть большой недостаток, с которым ее мужчине приходится мириться. Свою… я иногда связываю.
– Моя тоже часто нуждается в веревке. – Они переглянулись. – Порой даже чаще, чем в полнолуние. Бешеный темперамент, который утомительно обуздывать… – Поток нежных мыслей, коснувшись Несусветы, омыл мое сердце, живот и рассудок. – Но без которого тоскливо, все замедляется, включая дождь.
– Мальчики! – раздалось откуда-то, точно совсем издалека. – Кофе остывает!