Ведьма и парашютист

     - А сокровище ты нашел? - спросил я, вспомнив слова Дитера.

     - Конечно, нашел. - засмеялся Ури и вытащил из кармана какой-то блестящий предмет, который он тут же зажал в кулаке, чтобы я не мог его рассмотреть, - Вот оно, сокровище.

     Он снял с шеи связку ключей и велел мне пересчитать их. Когда я пересчитал и сказал "Двенадцать!", Ури поднес кулак к моему носу и разжал, - на ладони у него лежал большой красивый ключ.

     - Тринадцатый красавец! - заорал я. Чтобы узнать этот ключ, мне совсем не надо было пересчитывать остальные: он был особенный, не такой, как другие, - у него голова была не человеческая, а лошадиная. Мне стало очень весело, что ключ нашелся, что Дитер-фашист убрался прочь и что мы с Ури идем обедать к фрау Инге на кухню. Вот она обрадуется, когда мы покажем ей ключ с лошадиной головой!

     - Только фрау Инге - ни-ни-ни! - ладно? Мы сделаем ей сюрприз! - объявил вдруг Ури, пряча тринадцатого красавца обратно в карман.

     Я удивился - зачем надо скрывать от фрау Инге, что он нашел ключ? Мы же сами долго морочили ей голову, чтобы она его поискала у себя, а она утверждала, что уже два года, как она в глаза его не видела? Почему же не обрадовать ее, что ключ нашелся? А вдруг Дитер прав, и Ури нашел в подвале еще какое-нибудь сокровище и хочет его тайно забрать себе? Ури как будто прочитал мои мысли, - он внимательно посмотрел мне в глаза и хитро прищурился:

     - Может, тебе следует поклясться на крови, что ты не проболтаешься, а?

ИНГЕ

     Инге выключила посудомоечную машину, но не стала ее разгружать, а только приоткрыла дверцу, чтобы выпустить пар. В замке было очень тихо: отца не было слышно, Ури, пристроившись у бюро в ее спальне, углубленно чертил что-то на большом розовом листе миллиметровки, принесенном недавно Вильмой. Мимо окна, небрежно приминая опавшие листья, прошла фрау Штрайх, направляясь к своему фольксвагену. Почувствовав на себе взгляд Инге, она полуобернулась и сверкнула в сторону кухонных окон то ли испуганными, то ли просто настороженными стеклами очков.

     "Это она из-за вчерашнего! - сообразила Инге. - Вся деревня, конечно, уже знает. К чему они, интересно, нас уже присудили - к смертной казни, к остракизму, или, наоборот, тихо радуются унижению Дитера-фашиста? Ведь они недаром так его прозвали..."

     Сегодня трудно было поверить в правдоподобие вчерашнего вечернего представления, так стремительно и беспощадно срежиссированного Ури. Выслушав рассказ Клауса о событиях в кабачке, Инге еще по дороге домой мудро решила не заводить разговора с Ури о его дикой выходке, если он не заговорит с ней об этом сам. А он не заговорил, и вчерашний инцидент застрял между ними необсужденным и неприрученным чудовищем.

     Обманчивый покой в замке не мешал Инге остро чувствовать всю зыбкость ее маленького мирка, готового в любую минуту рассыпаться, словно карточный домик, под натиском внешних и внутренних сил. Не говоря уже о реальной угрозе, произнесенной на прощание Рупертом Вендеманном, были и другие - менее очевидные, но не менее реальные. Инге была уверена, что Ури от нее что-то скрывает. Он так избегал смотреть ей в глаза, так неумело увиливал от прямых ответов, так многословно, почти заискивающе болтал о всякой ерунде, что у Инге не было сомнения в какой-то непонятной, идущей у нее за спиной тайной игре. Она не могла бы сказать, что это за игра, против кого ведет ее Ури и кто его союзник. Она только знала, что все пространство заполнено туго натянутыми нитями невидимых паутин, в которых очень скоро, - может быть, прямо сейчас, - кто-то, - может быть, именно она, - обречен запутаться и пропасть.

     Она не могла ни о чем спросить Ури: с той минуты, как она рассказала ему всю правду о Карле, он стал для нее непроницаем. Он и свиней умудрился забить собственной рукой, и удрал на рассвете, не дождавшись, пока она проснется, и все это только для того, чтобы тайно от нее плести свою паутину. Инге дошла уже в своих подозрениях до такого безумия, что готова была вообразить, будто вчерашний фарс с газовой камерой Ури разыграл специально для того, чтобы скрыть от нее то, чем он был занят весь вчерашний день. "Что за глупости! - мучительным усилием воли остановила она опасный разбег собственных мыслей, - как он мог бы такое спланировать? Тем более, что еще неизвестно, чем за это удовольствие придется расплачиваться."

     Словно торопясь ответить на ее вопрос, внезапно зазвонил телефон. Инге секунду помедлила, прежде, чем снять трубку, тревожно перебирая в памяти тех, чьи голоса она не хотела бы сейчас услышать - Карл, Руперт, Зильке Кранцлер, Марта, Гейнц, Дитер-фашист... Но голос в трубке не принадлежал ни одному из них - это был кабатчик Вальтер, хозяин "Губертуса". О нем она как-то не подумала, и напрасно: его звонок тоже не сулил ей ничего хорошего. Впрочем, был он крайне любезен и, если за его словами и таилась угроза, то она была хорошо упрятана за елейной мягкостью его голоса: