- Прямо так-таки все расскажешь? Например, какую роль сыграл Карл в твоей знаменитой ссоре с профессоршами из Верхнего Нойбаха?
От этого вопроса Инге просто опешила.
- При чем тут моя ссора с профессоршами?
- Но такой человек, как твой Карл, уж наверняка не должен был пропустить этих милашек!
- Ты что, думаешь, я не поделила Карла с этими лесбиянками? - засмеялась Инге с облегчением. - Ты ошибся, они даже не были знакомы. А жаль, они бы слушали его речи с восторгом.
- Чего ж ты их не познакомила?
Инге принялась машинально разминать вилкой душистую яблочную массу:
- Карл последнее время стал страшный нелюдим, - сказала она после долгой паузы. - Он ведь со всем миром рассорился и всех, кого мог, отверг: жену, детей, студентов, университетскую братию, всех, кроме меня. А уж наших сытых радикалов он и вовсе знать не хотел.
- Почему, ведь он с ними даже не был знаком?
- Он презирал их за их сытое благополучие. Ты же вчера видел их виллы?
- Да, впечатляющие домики! Не бедные.
- А он считал, что они из идеологических соображений должны бы были жить в бедности.
- А действительно, из каких соображений эти профессора свили свое прелестное гнездо в вашем медвежьем углу?
Слава Богу, - подумала Инге, с удовольствием возвращаясь к оладьям, - кажется, он отвлекся от Карла и направил свой интерес в другом направлении. Тут она могла позволить себе полную откровенность:
- Недавно тут неподалеку построили большой университет. В промышленном городке, километрах в двадцати пяти отсюда. Городишко сам по себе неплохой, но скучный, серый, лишенный красот, а кроме того сегодня модно жить на природе. Вот тамошние профессора и выбрали наш Нойбах - именно за то, что это медвежий угол. Сперва один купил участок, потом еще два, а потом все гуртом повалили...
В дверях без стука возникла фигура Клауса. Он не входя топтался на пороге, и тонкие губы его жевали воздух в неловкой попытке выразить что-то непривычное, но важное. Инге глянула на часы - его время пить кофе еще не наступило.
- В чем дело, Клаус? Что-то случилось?
- Эти ...профессорши.... - выкрикнул он, наконец, - из Верхнего Нойбаха!
Слова его прозвучали столь естественным продолжением их разговора, что Инге на мгновение показалось, будто Клаус тоже решил принять в этом разговоре участие. Она терпеливо дождалась, пока Клаус немного успокоится, после чего спросила:
- Так что ты хотел сказать о профессоршах?
Клаус глубоко вдохнул воздух и сказал запинаясь:
- Приехали. Там, у ворот. Там, на красной машине.
Инге резко оттолкнула тарелку:
- Что ты мелешь? Кто приехал?
Клаус испуганно пятясь тыкал пальцем в сторону ворот:
- Они, обе. Там, у ворот. На красной машине.
Инге вышла на крыльцо и глянула туда, куда указывал палец Клауса:
- О, Боже!
- Что, действительно они?
- Они. На красной машине. Что им тут понадобилось?
- Они что, никогда у тебя не бывали?
- Тысячу лет назад, до ссоры. - От ворот донесся пронзительный звон колокольчика. - Что же делать? Притвориться, что мы не слышим?
Колокольчик трезвонил с неотступной равномерностью и Инге стало ясно, что никакое притворство не поможет.
- Иди, открой им, Клаус, - обреченно сказала она. - И пригласи в дом.
КЛАУС
Потому что мамка говорит неправду, вот! Я так ей и сказал и нечего сразу драться. Я бы тоже мог ей вмазать, если бы захотел, я сильней ее. Я бы мог схватить ее за руки, - нет, это не выйдет, она будет пинать меня ногами, - я лучше скручу ей руки сзади за спиной одной рукой, как Ури меня учил, когда показывал приемы, но она может начать лягаться, так что надо стоять от нее сбоку, и тогда ей будет трудно меня лягнуть. Она, конечно, станет вырываться, но я сильней и могу сделать ей больно, чтоб она знала, как врать. Чтоб она знала! Чтоб знала! Чтоб знала!
Ну вот, из-за нее я сломал руль на своем велосипеде! Теперь придется катить его в гору до самого замка, там мы с Ури его починим. Ури может что угодно починить, фрау Инге говорит, что у него золотые руки. Но я много раз об него ударялся, когда он учил меня приемам, и точно знаю, что они совсем не золотые, обыкновенные руки, как у всех. И мамка все врет, когда говорит, что он не такой как все люди, а исчадье зла: мы когда ходили с ним в карьер за камнями, он подошел к дереву пописать, а я пошел за ним посмотреть, и ничего там, куда он писал, не случилось. А мамка говорила, что там все должно было почернеть и превратиться в пепел.