Ведьма. Истоки

В паре шагов от входа в палатку горел костерок, перед которым сидел Василь, помешивая что-то в котелке и присматривая за поджаривающимися над огнем грибами, насаженными на тонкие прутья. А чуть дальше и повсюду вокруг расстилалась буйно цветущая поляна. Да, сами цветочки были мелкие и не поражали чрезмерно яркими окрасками (откуда бы им в наших широтах взяться), но росли они так густо и цвели так обильно, что производили впечатление плотного ковра. Но это еще не все. На границе этого растительного буйства и густой плотной травы на месте нашей стоянки лежали десятки крупных лопуховых листов, исполняющих роли подносов. А на них… Земляника спелейшая горками, грибы кучками, причем разные отдельно, травы всякие пучками, так же заботливо разделенные по видам, коренья какие-то, орешки, семена даже.

Я действительно опешила от увиденного.

— Это что? — шепотом спросила у Лукина, пролезшего мимо меня наружу.

— Подношения в знак благодарности и восхищения, полагаю, — ворчливо ответил он, окинув все почему-то раздраженным взглядом. — А еще демонстрация состоятельности претендента.

— Претендента на что? — не поняла я.

— На твою благосклонность, господарка ты моя.

— Эммм… — уставилась я на него в недоумении.

— Поразила ты лешака в самое сердце, сестренка, — ухмыльнулся Василь, приветственно махнув мне рукой. — И решил он к тебе свои мохом поросшие шары подкатить.

— Вы прикалываетесь?

— Только отчасти, — без улыбки ответил ведьмак. — Ты ему силу свою показала, а для большинства подлунных нет более возбуждающей вещи, нежели сила. Логично же ему теперь желать удержать тебя в своей вотчине подольше. Сам же жаловался, что ключи вглубь ушли, лес хиреет. Сколько работы для тебя и пользы ему.

— Ну вот, ты убил на корню всю романтику, — деланно печально вздохнула я. — А я уж размечталась, что хоть кто-то из мужчин полюбит меня саму, а не ту выгоду, что с меня можно поиметь.

Конечно, я шутила, но по лицу Лукина пробежала краткая мрачная тень, и он отвернулся, принявшись поторапливать.

Лесной владыка появился, как только расселись у костра поесть. Поклонился мне в пояс, и пришлось вскакивать и отвечать ему тем же.

— Здрава будь, господарка водная, — прогудел он, склонив кудлатую голову набок. — Быстро ты поднялась, однако. Угодил ли я тебе лесными богатствами?

Василя и Данилу он по-прежнему игнорировал. Я же наоборот пересеклась со своим мужчиной кратким взглядом, и он мне кивнул, указывая в сторону того самого пня, где изначально раскладывал дары для лесного хозяина. Ясно, подношения эти у лешака не просто так, а с умыслом, а значит принимать их как обычный дар нельзя. Но и отказываться же может быть чревато.

— И тебе не хворать, лесной хозяин, — ответила я. — Хороши твои богатства, да принять их не могу. Откупа же нет у нас достойного.

Мне почудилось, что голубые искры в темных провалах глазниц лешака вспыхнули ярче, отчего мурашки промчались вдоль позвоночника, но тут же и вернулись к обычному сиянию.

— Да как же нет. Полюбовник твой щедро меня задарил, не скупился. А коли его руками то ты меня уважить хотела, так я и приму все с радостью.

— У нас с ним, считай, руки общие, — заверила я хитреца. — Женщина, она же хоть владычица, хоть самая обычная, но за избранником своим повсюду, что та ниточка за иголочкой, и живет единым с ним помыслом. А ты присядь, царь лесной, поешь с нами.

Лешак явно хотел еще поумничать, высказав свое мнение о том, какими следует быть отношениям господарки и ведьмака рядового, но, посопев, передумал. Уселся напротив и благосклонно принял у оборотня глубокую миску с похлебкой из тушенки. А отхлебнув, заворчал одобрительно и окончательно расслабился.

В путь мы тронулись где-то час спустя, все собрав и тщательно залив костер. В гриве моей Мамалыги я обнаружила множество вплетенных цветов, пришлось опять благодарить, хотя ехать с неким подобием клумбы перед носом было сомнительным удовольствием.

— Эй, вы, — соизволил таки обратиться к моим спутникам наевшийся досыта леший. — Смотрите от господарки далеко не рыскайте. Особенно ты, волколак! Отстанете — пеняйте на себя. Вам я не проводник и не пастух.

Леший двигался перед нами, причем, спокойным шагом, но при этом все равно опережал. Потом он обернулся, и я буквально рот раскрыла от удивления, когда царь чащоб поднес свой корявый палец к своему же левому глазу и извлек на длинный ноготь ту самую голубую искру-зрачок. Что-то прошептал над ней, тряхнул рукой, отпуская в полет и истаял. А завораживающе мерцающая искорка полетела вперед, сама служа нам теперь проводником.

По нашим подсчетам и при идеальных обстоятельствах до нужного места в излучине реки было два дневных перехода. Но уже часа через три неспешной езды, голубая искра замерла на месте и засверкала, как будто старалась предупредить или привлечь наше внимание. Я вопросительно глянула на ведьмака с оборотнем, и Василь предостерегающе поднял ладонь, шумно принюхиваясь и чутко прислушиваясь.

— Впереди люди, — тихо сообщил он через полминуты. — Больше десятка. С оружием.