Ведьма из трейлера. Современная американская мистика

Да. Шутка. Ничего более.

Чэд и Джессика, и… Алекс! Она почти могла их видеть, слышать их. Хорошие друзья, близкие друзья, любящие друзья, которые назначили её призраком в этом году.

Ах да… Традиция.

Каждый год.

Каждый Хэллоуин.

Но, кто это был в прошлом году?

Она улыбнулась; это воспоминание быстро исчезло.

Кто это был в прошлом году?

Она боялась слишком долго думать, чтобы не обнаружить, что она и тогда была приманкой, или заставить воспоминания вернуться в глубины её разума.

Кто?

Нет, были другие.

Напугайте детей, но вознаградите их страх.

Надо дать им что-нибудь вкусное, — подумала она.

Она прикусила губу, почувствовала, что она кровоточит, и поморщилась.

У меня же нет конфет. Что-то красивое тогда.

Она поспешила обратно в комнату с разрушенной мебелью.

Пение становилось всё громче.

— Хочешь быть смелым? Хочешь быть пойманным?

Она сорвала стеклянную мозаику со стены, поражённая внезапной болью, когда осколки стекла попали ей под ногти.

— Обязательно держитесь подальше от девушки со стеклом на лице! — услышала она.

Она замерла, когда пение затихло на ветру, последнее слово словно пронеслось по пустым коридорам.

Чэд и Джессика, и Алекс.

Близкие друзья, дорогие друзья.

Она поняла, что была права, когда большой осколок стекла со звоном упал на пол, а следом один из её ногтей сломался и с тихим звуком опустился вниз, она была единственным голосом разума.

Она умоляла их не приводить её сюда.

Она умоляла их не оставлять её здесь.

Кровотечение.

Остатки мозаики переливались в её глазах сквозь слёзы. Паника и страх сожгли всех её светлячков. Они причиняли ей боль.

Медленно она подошла к лестнице, стекло вонзалось в её руки, торчало из-под нескольких оставшихся ногтей, прокалывало её губы в том месте, где Чэд, силой взяв её, вонзил осколки своей разбитой пивной бутылки в её десны, потому что она не переставала кричать.

Её рыдания стали воплями. Она пошатнулась на ступеньках. Некоторые осколки стекла упали, когда она облокотилась на стену.

— О, Боже, — прошептала она.

Движение внизу отвлекло её, и она подняла глаза, протёрла их руками, забыв о стекле, которое всё ещё было на них. Ей было безразлично, что осколки попали в глаза.

В передней двери появилась тень.

Сухие листья под ногами хрустели и ломались. Тень двигалась дальше. Ребёнок испуганно прошептал, затем замолчал.

В одиночестве.

Эвелин слушала, затем позволила себе улыбнуться, позволила согреть её холодом.

Это было совершенно естественно — забыть, — сказала она себе.

Они причинили ей боль, предали её, но тем не менее она всё ещё как-то любила их, возможно, потому что никогда не верила, что они позволят ей войти в их круг. Она знала, что сделает всё, что они от неё просят, в пределах разумного. И в то же время она стойко цеплялась за всё, что делало её такой, какая она есть.

И здесь, несмотря на страдания или, возможно, в результате этого, в доме на незнакомой ей дороге она снова была живой, ожидая их возвращения.

Она спустилась по ступенькам, остановившись на полпути, чтобы осмотреть проблеск света на её запястье. Лунный свет попадал на браслет, и улыбка расплылась на её лице. Серебряные змеи кусают друг друга за хвосты, преследуя жемчужину. Ей не нужно было снимать безделушку, чтобы узнать, что написано на обороте. Это было провозглашением обожания и принятия людьми, которым она завидовала, поклонялась, и о которых мечтала так много ночей, когда была в полном одиночестве.

Друзья навсегда.

Она задыхалась от восторга. Её лодыжка хрустнула, когда она сменила стойку, и она вздрогнула. Это звучало, как ломающаяся ветка, и наверняка выдаст её, если дети услышат. Суть игры, конечно, заключалась в том, чтобы оставаться тихим, оставаться невидимым, пока они не пришли, не стали петь и шептаться.

Тишина.

Она ждала.

В лунном свете танцевала пыль. Волнение нахлынуло на неё при виде трёх новых теней, растущих медленно в дверях, пока она наблюдала. В темноте было легко представить себе ужасные вещи. В темноте было легко испугаться, увидеть призраков в открытых проёмах дверей и зияющих полов, но разве они не выбрали её за невосприимчивость к такой глупости?

Конечно, да.

Они смеялись, хлопали в ладоши, а ещё… придумали эту леденящую душу страшилку для детей в слабом свете октябрьских сумерек. Она знала, что это будет расстраивать её, но также знала, что и это она сможет вынести. После всех этих лет одиночества и социальной неприспособленности не осталось ничего, что могло бы напугать её. Волнующая идея напугать их вернулась спустя все эти годы, чтобы посмотреть, соблюдает ли она правила, даже если они взяли на себя право изменить их.

Память о крови из её рук, сочащейся по ступенькам, исчезла, когда они заговорили.

— Да ладно, — прошептал кто-то, и она наблюдала, как он вошёл в дверной проём, только движущийся клочок тени, не тронутый косой жёлтого света над его головой. — Что так долго?

Эвелин замерла, боясь дышать. Она должна подождать до подходящего момента и молиться, чтобы она поняла, когда он наступит.

Ещё одна фигура закралась в зал, следуя за первой.

— Господи, я не могу поверить, что мы делаем это.

Мальчик и девочка.