Всю следующую неделю Пачкуля провела словно в угаре. Голова ее трещала от великого множества дел, о которых ей требовалось подумать и которые было необходимо организовать, а рука едва не отсохла от того количества списков, которые она написала и уже успела потерять.
— Хьюго, где список выступлений? А, вот же он! Хотя нет, это список продуктов! Похоже, пора составлять список списков!
Хьюго деловито протянул ей список выступлений. В нем были перечислены имена всех ведьм и названия номеров, которые они собирались исполнять. Не хватало только Пачкули, но поскольку она была организатором конкурса, выступать самой ей было не обязательно. Список был таков:
Бугага и Гагабу: музыкальный дуэт
Вертихвостка: чечетка на роликах
Тетеря: чихать с высокой колокольни
Туту: безудержный истерический хохот
Грымза: поэма
Макабра-Кадабра: что-нибудь шотландское
Крысоловка: забавные шутки
Чесотка: чревовещание
Мымра: пародии
Шельма: мастер-класс по макияжу
Чепухинда: песня-сюрприз
Пачкуля пробежалась глазами по списку и в задумчивости протянула:
— Сдается мне, Туту решила схалтурить. Безудержный истерический хохот… По-моему, она и так этим с утра до ночи занимается.
— Да, но не ф костюме же, — заметил Хьюго.
— Хм. А где другой список? С моими обязанностями?
Хьюго молча протянул ей листок. В нем значилось:
Пачкуля, главный режиссер и продюсер:
Музыка
Свет
Реклама
Реквизит
Билеты
Программки
Все остальное
— Ну нет, со всем я точно не управлюсь, — вздохнула Пачкуля и была права. Тяжкое бремя ответственности и предвкушение скорой встречи с самим Скоттом Мертвецки окончательно подкосили ведьму. Последние силы она потратила на изготовление рамки для ПИСЬМА, после чего в изнеможении рухнула на кровать и захрапела.
Недолго думая, Хьюго взял инициативу в свои руки, вернее, лапы и созвал всех помощников на экстренное совещание. Они решили не тратить время на составление списков, а вместо этого сразу взялись за дело, кто лапами, кто крыльями, кто хвостом, и работа закипела. Они поручили метлам вычистить сцену, а сами расставили скамейки, вкрутили лампочки, починили занавес, настроили рояль, нарисовали афиши и плакаты с надписью «Гоблинам вход воспрещен», распродали билеты, заказали мороженое для буфета и наняли музыкантов.
Все это можно было бы проделать и при помощи обычной магии, но поскольку ведьмы с головой ушли в репетиции, то отвлекаться по пустякам им было недосуг.
Густо пропитанный запахом грима и пудры воздух вскружил ведьмам головы, и все они без исключения грезили о том, как получат главный приз из рук самого Скотта Мертвецки. Под грохот бурных и продолжительных аплодисментов, само собой разумеется.
Отдельные личности взяли манеру носить не снимая темные очки и требовать, чтобы их оставили в покое. Требование, впрочем, не распространялось на фотокорреспондентов «Чертовских ведомостей», которым они охотно позировали.
Даже Тетеря поддалась всеобщему творческому порыву и, вместо того чтобы чихать на конкурс с высокой колокольни, решила представить номер на цирковом одноколесном велосипеде. Велосипеда этого никто не видал, однако саму Тетерю, по уши перемотанную бинтами и хромающую на обе ноги, не раз встречали с тех пор в укромных уголках леса.
Все ведьмы без исключения держали свои номера в строжайшем секрете. Об их содержании можно было только догадываться по загадочным звукам, порой доносившимся из окрестных пещер и хижин. Подробностей же не знал никто, и атмосфера в Непутевом лесу накалялась день ото дня. Пачкуля тем временем валялась дома в постели в обнимку со своим письмом и считала минуты до великого события.
— Две тысячи восемьсот восемьдесят две, — блаженно проворковала она. Хьюго в это время наносил завершающие штрихи на статуэтку хомяка с высоко поднятым факелом, которая и должна была стать главным призом конкурса. Статуэтка выглядела бесподобно, несмотря на облупившуюся местами позолоту (которую по дешевке продал хомяку дядя Макабры-Кадабры, торговавший красками).
— Дфе тысячи фосемьсот фосемьдесят дфе чего? — поинтересовался Хьюго.
— Минуты до моей встречи со Скоттом Мертвецки!
— Неушто? У тебя яфно проблемы с математикой.
— Вот еще. И сколько же, по-твоему?
— Шестьдесят.
— ЧТО? Не может быть!
— Мошет. Пятьдесят дефять теперь. Ты продрыхнуть дфое суток. Конкурс сегодня фечером.
К ее великому ужасу, он не шутил.