Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек

Макабра в полном шотландском облачении восседала верхом на своем Хаггисе, чью густую рыжую челку украшали цветы вереска, а спину — клетчатый плед. Козел фыркал, тряс челкой и бил копытом, в то время как клетчатая с ног до головы Макабра, от вида которой у присутствующих потом еще неделю рябило в глазах, извлекла волынку и приготовилась поразить публику исполнением шотландских гимнов.

Однако планам ее не суждено было сбыться, потому как над волынкой успел поработать один злостный вредитель, который за свой гадкий поступок даже не заслуживает того, чтобы его имя было упомянуто на страницах нашей книги. Так вот, этот злостный вредитель, вооруженный вязальной спицей или еще каким острым предметом, под покровом ночи напал на волынку и изрешетил ее так, что она больше стала походить на сито, чем на музыкальный инструмент.

С минуту Макабра пыталась выдуть из нее хоть какой-нибудь звук, но волынка издала лишь пару жалких предсмертных стонов, после чего окончательно испустила дух. Макабра озадаченно потрясла волынку, сделала ей искусственное дыхание и напоследок разразилась потоком грубых шотландских ругательств, чем окончательно покорила аудиторию. Разъяренный Хаггис встал на дыбы, пуская пар из ноздрей, и пронзительно заблеял.

— Я найду того, кто это сделал! — прорычала Макабра, потрясая мечом. — Найду и шкур-р-ру с него спущу!

С этими словами Макабра швырнула искалеченный инструмент в толпу. Он упал прямиком на голову Скотту Мертвецки, но тот спал так крепко, что даже не проснулся. Раздосадованная Макабра пришпорила Хаггиса и галопом унеслась за кулисы, сметая все на своем пути и выкрикивая страшные проклятия.

Вот это был номер! После такого зрители определенно нуждались в передышке, так что Пачкуля объявила антракт. Все с радостными воплями набросились на мороженое и с набитыми ртами принялись обсуждать достоинства шоу-программы, единодушно признавая, что представление удалось на славу. Даже скептически настроенные скелеты согласились, что ведьмы могли бы даже отправиться с ним на гастроли.

Через десять минут перерыв закончился, и публика повалила обратно в зал, размазывая по полу лужицы талого мороженого с клюквенным сиропом.

Второе отделение концерта открывала Крысоловка. Хоть она и вырядилась в цветастый костюм с бубенчиками и намалевала себе вокруг рта красной краской широкую клоунскую улыбку, выражение лица у нее было по-прежнему кислое.

— Кто мне ответит, за чем всю жизнь гоняются привидения? — обратилась она к залу.

— Откуда нам знать! — хором отозвались зрители. — Давай выкладывай!

— За призрачным счастьем, вот за чем! — пробухтела Крысоловка. — Ладно, вот вам еще: что будет с ведьмой, которая решит разориться на новый наряд? Она вылетит в трубу! А-ха-ха! Дошло?

— Ха-ха-ха! В трубу вылетит! Вот здорово! — одобрительно заревел зал.

На этом запас шуток у Крысоловки иссяк, и она подала знак музыкантам, намереваясь исполнить под занавес старательно разученный танец. Но поскольку свои длинноносые клоунские башмаки она закончила мастерить лишь под утро и еще ни разу в них не репетировала, то после первых же двух па и неудачного пируэта она обрушилась на пол и была эвакуирована со сцены в бессознательном состоянии. Полагая, что так и было задумано, восторженная публика устроила Крысоловке стоячую овацию.

Следующей на сцену вышла Чесотка. Она уселась на специально приготовленный табурет и натянула на одну руку дырявый носок.

— А от и я, а от и я! — процедила она сквозь стиснутые зубы, сжимая и разжимая при этом пальцы руки так, чтобы все подумали, будто это говорит носок.

— Сем пиет. Мия жоут Фиед! (Всем привет, меня зовут Фред.)

— У тебя губы шевелятся, — возмутилось привидение с последнего ряда.

— Не шиэяся. (Не шевелятся.)

— А вот и шевелятся.

— А от и не шиэяся.

— А вот и шевелятся!

— Не шиэяся, не шиэяся! (Не шевелятся, не шевелятся!)

— Шиэяся, шиэяся! (Шевелятся, шевелятся!)

Выступление Чесотки произвело настоящий фурор, и все были порядком разочарованы, когда в самый ответственный момент ведьма тряхнула рукой сильнее, чем требовалось, и носок слетел. А без носка чревовещание уже, как известно, никакое не чревовещание, а так, баловство. Номер пришлось прервать, но зрители еще долго рукоплескали Чесотке, которая, сияя от счастья, отвешивала в ответ один поклон за другим.