«Вот и настал мой час! Провинился, видать, лесничок! Я ему сейчас устрою! Хилькевич с радостью отдаст этого самодовольного выскочку на растерзание!» – лихие мысли вихрем кружились в воображении Степана.
Задумка у приказчика вмиг созрела и была до наивности проста. А, как известно, что просто, то надёжно! Надобно так передать Прохору приказание Семёна Игнатьевича, чтоб он его и не исполнил, то есть не соизволил подчиниться самому пану Хилькевичу. Тут уж не просто опалой пахнет, а и строгим наказанием!
Самому Степану это делать, конечно, не с руки, да и не по чину. Надо найти надёжного человека и уговорить, запугать его, да что угодно, лишь бы в точности исполнил наказ уже самого приказчика.
Всматриваясь пристальным взглядом на работающих у конюшни мужиков, приказчик мысленно оценивал каждого из них на способность исполнения задуманного. Никто толком и не подходил. Одного Степан недавно кнутом воспитывал, другой слишком глуп для этого, третий вообще дружбу с Прохором водил – и так все. Сплюнув в сердцах, Степан решил найти посыльного в селе. У него на примете имелся мужичок – за копейку мать родную продаст. А на все его подлости у него всегда было одно оправдание из известных слов: «Як не поеси, так и святых продаси!» Единственное, чего опасался приказчик, так это того, что за такую же копейку этот мужичок выдаст и его самого. Но это в случае, если раскроется тайный умысел, а приказчик в успехе своей задумки был уверен. Да и такой подвернувшийся случай грех было упускать.
Только Степан выехал с панского двора, как сразу же наткнулся на деда Лявона. «О, и как это я сразу о нём не подумал? Вот кто сможет! Ему лишь стоит голову задурить да трошки задобрить – и дело сделано. Язык у деда подвешен – дай бог каждому! Из любой ситуации выкрутится, да ещё и сам кому хочешь голову задурит!» – мысленно обрадовался приказчик.
– Здорово, Лявон! Куда семенишь? Уж не на панский ли огород? Гляди у меня! – зычно рявкнул Степан, дабы придать весомости своей тщедушной внешности.
Хотя внимание приказчика было не очень ласково, но ни угрозы, ни злости в голосе не чувствовалось. И всё же старик на всякий случай насторожился.
– В лес, вот, собрался. Может лисянку якую или сыроежку сыщу, – ответил дед Лявон.
– Так рано ж ещё, не пора.
– Пора, не пора, а есть хочется всегда.
– Это уж точно! Ну а вообще, дед, как жизнь твоя «молодая»? Давненько я с тобой не говаривал, всё недосуг было как-то.
– А как жизня моя? С каждым деньком вот молодею. Глядишь, скоро и вовсе в ребячий возраст перейду, на четвереньках ползать буду. Вот она у стариков какая, «жизня молодая», – отшутился дед Лявон.
– Ладно, дед, не прибедняйся. У тебя ещё силёнок – дай бог каждому, в твои-то годы. Да и человек ты грамотный, много повидавший, с тобой и поговорить интересно, – зная Лявонаву слабинку, серьёзно сказал Степан. – А давай по шкалику за встречу. Я угощаю!
– Ну, коли дают, грех отказываться, – не раздумывая, согласился дед Лявон и довольно крякнул. А сам с подозрением подумал: «С чего бы милость такая? Раньше-то Степан и голову не поворачивал на мой поклон, а тут вдруг на тебе, давай по шкалику!»
– Погодь тут, я мигом, – весело произнёс Степан.
«Словно закадычного товарища повстречал», – продолжал подозрительно размышлять дед Лявон. Он стоял и недоумённо смотрел вслед приказчику. Тот вроде бы и спешил куда-то, а тут, встретив деда, развернул коня – и назад на панский двор за выпивкой.
Приказчик и в самом деле обернулся мигом с четвертушкой в руке и нехитрой закусью.
– Давай, дед, вон там, в сторонке присядем. Негоже чтобы видели, как приказчик пьёт, вместо того чтобы делом заниматься.
– Давай, – согласился Лявон, еле поспевая за Степаном, решительно взявшим курс на близлежащие заросли.
Долго не церемонясь, выпили по маленькой.
– А куда именно направляешься, дед?
– Пройдусь по Кривому урочищу, а енто, знамо, землица казённая. Так што, кали ты, Степан Николаич, выпытываешь, ти не в панском лесу буду ходить, то сразу кажу: не.
– А хоть бы и в панском, так что? Семён Игнатич не запрещает, – успокоил деда приказчик.
– Ну, а коли там пусто будет, тады на Галевицу заверну. Пущай уж пан не серчает. Там хоть ягод на кисель возьму. Хотя я жуть як не люблю ягоды собирать.
– Не, Семен Игнатич не осерчает. Он барин справедливый. Намедни даже говорил, что оброк мужику желает уменьшить. Да видать, не выйдет такая поблажка для селян.
– Это отчего ж? – живо заинтересовался старик.
– Давай сначала ещё по одной.
Дед Лявон, аппетитно опрокинув очередную чарку и зажевывая пером зелёного лука, выжидающе глядел на приказчика.
– Спрашиваешь, отчего ж… Так вот, дед, узнал пан Хилькевич, что манят его. И не просто обман творят, а пытаются даже смуту посеять средь крепостных. Вот поэтому пока и сумневается в своём решении Семен Игнатич, – вкрадчиво произнёс приказчик, незаметно наблюдая за реакцией старика.
– Но это пока тайна, может быть, даже государственная.
– Да неужто?! – сильно удивился Лявон. – И кто ж это осмелился на такое?!