Ведьма полесская

– Появились тут у нас некоторые… К Семену Игнатичу лисой в доверие втёрлись, а сами камень за пазухой прячут.

– И много ль их-то? – почти шёпотом поинтересовался дед, почувствовав трепет от прикосновения к «великой государственной тайне».

– Пока на одного подозрение пан Хилькевич имеет. Да вот никак на чистую воду вывести не удаётся.

– И кто ж это может быть? Наши-то все на виду.

– Ну, кто на виду, а кто днями по лесу разгуливает… А пан Хилькевич пообещал, что если кто поможет изобличить бунтовщика, то и оброк всем крестьянам может урезать. Думаю, что найдется добрый и смелый человек для этого дела, люди спасибо ему скажут. А пан и награду ещё даст тому, кто верную службу ему сослужит. Это уж он твёрдо обещал!

Дед Лявон слушал приказчика и всё никак не мог уразуметь, к чему это клонит хитрый лис. Но известие насчёт награды его очень даже заинтересовало. Две маленькие чарочки горелки хоть и придали деду смелости в высказываниях, но изворотливости мысли никак не уменьшили. И он решил ускорить развязку.

– А к чему это ты, Степан Николаич, мне такое рассказываешь? Уж не думаешь ли ты, что это я смуту затеваю? Небось и награду от барского плеча за мою душу уже надеешься получить?

– Да при чём тут ты! – аж поперхнулся приказчик. – Ну, ты, дед, и вывернул. Какой из тебя бунтарь, да ещё и главенствующий. Тебе и гусей-то боязно доверить! – не подумав, выпалил Степан.

– Это отчего ж! – расправив плечи и грозно набычившись, возмутился дед Лявон, никак не ожидавший таких обидных слов в свой адрес. – Думаешь, я што, бунтовать не могу! Я в великом городе жил! Грамоту, почитай, всю знаю!

Дед Лявон был категорически не согласен с оценкой его способностей. Стариковские глаза гневно сверкали. Задетое самолюбие по-настоящему взбунтовалось, и старого не на шутку понесло.

– Понадобится – я и во главе войска могу стать! Мне б только коня видного да зипунка[31] без заплат. А лаптей столько б наплёл, што кажин день в новых ходил бы! Во как! Да мне б…

– Тихо, дед, тихо, – замахал руками приказчик. – Дальше я уже знаю: портки цветастые да девок эскадрон, – рассмеявшись, Степан еле остановил «бунтаря».

Лявон ещё немного понервничал, однако поняв, что это всё пустое, угомонился и стал выжидать, что ж дальше будет. А насмешку старик всё же запомнил!

– Ладно, дед, не хотел я обиду тебе причинить. Давай допьём!

Лявон с оскорблённым достоинством промолчал, но за чаркой руку протянул живо.

– Открою тебе, дед Лявон, до конца секрет государственной важности, – таинственно начал приказчик после допитой горелки. – Догадывается пан Хилькевич, что это новый лесник мутит воду, настраивает чернь супротив всех помещиков, а может, и супротив самого царя. А доказательств пока нияких нема. Вот пан Хилькевич и злится, оброк не хочет людям убавлять из-за этого.

– Ну а я-то тут с какого боку-припёку?

– А с такого, дед, что вся надежда только на тебя…

– Это как же? – тут уж всерьез удивился дед Лявон.

Степан пристально посмотрел на него и, словно сам был заговорщиком, начал вкрадчиво подводить разговор к «геройскому» поступку, который и должен совершить дед:

– Вот если б лесник не исполнил панский наказ…

– Не! Прошка не ослушается, – решительно заявил Лявон.

– А надо сделать так, чтоб ослушался. Это и будет доказательством его крамольности. Людям выйдет польза большая и тебе награда!

– Хм, тут надобна целая страгедия, – блеснув образованностью и нервно теребя бороду, задумчиво произнёс дед.

Видимо, в конце концов, старый всё ж соблазнился наградой.

– Не «страгедия», Лявон, а «стратегия». Это по-першае, а по-другое – никакой стратегии тут не надобно. Слухай меня внимательно…

Степан подробно втолковал Лявону план своего замысла. По этому плану дед должен будет прибыть на вырубку леса и, отозвав Прохора, поговорить с ним о пустяках, но так, чтобы остальные мужики это видели. О наказе пана Хилькевича, разумеется, не упоминать. После этого возвратиться на панский двор и доложить ему, приказчику, о выполнении поручения. А Степан уж сделает так, чтобы это слышал и Семен Игнатьевич.

– Вот и вся «страгедия». Ничего страшного и опасного, – подвёл черту приказчик.

– А награда? – без всякой скромности, нагло напомнил Лявон.

– Не переживай, разберёмся. По результату будет тебе и награда.

– Лес де рубят, в Киличевой Бели, кажись?

– Не, в Горевицком урочище.

– Ну, тады я пошёл. А ты уж за награду перед паном порадей.

– Давай, дед, с богом.

Приказчик глядел вслед старику и мысленно благодарил Бога, что он послал ему такого сообщника. Всё складывалось как нельзя лучше. Ведь даже в случае каких-то казусов можно будет всё свалить на выдумки Лявона, а уж всем известно, какой он в этом мастак. Да и так ясно как божий день, что поверят скорее приказчику, а выдумщика Лявона, в случае чего, ещё и плетью попотчевать можно будет за язык безудержный.

Время шло. Скоро уж и полдень, а от Лявона никаких вестей. Степан начал уже нервничать от неизвестности. А тут и пан Хилькевич уже дважды справлялся, когда ж, наконец, явится Прохор.

– Ты кого послал на вырубку? – строго спросил Семён Игнатьевич, теряя терпение.