Ведьма. Пробуждение

– Вообще не проблема, – улыбнулся Егор, как мне показалось, с облегчением и наклонился к моим коленям, потянувшись к бардачку. Порылся и выудил связку каких-то подозрительного вида железок. – Делов секунд на тридцать.

– Это отмычки? Серьезно? А ничего, что ты представитель власти?

– Я представитель власти из очень особенного отдела, Люда, и на многих фигурантов моих дел закон о неприкосновенности жилища не распространяется, знаешь ли.

– Ну ладно, –пожала я плечами и кивнула на дверь подъезда, предлагая действовать.

И Волхов сказал правду. Дверь он вскрыл практически моментально, пару раз пошурудив своими железками в замке. Встал и сделал приглашающий жест. Едва войдя в прихожую, я тут же замерла, наткнувшись взглядом на очень уж знакомые мужские ботинки. Подняла глаза на вешалку и нашла подтверждение своему подозрению. Точно, сегодня же суббота, и маман моего бывшего отчалила на дачу, а Ленкина соседка к родителям в деревню. Я усмехнулась, испытав только самую крошечную капельку горечи. Спасибо, Вадик, что избавил меня от любого намека на вину.

– Что? – шепотом спросил меня Волхов.

– Ничего, – отмахнулась я и указала ему на кухню: – Подожди, я быстро.

Собрать сумку действительно долгого времени не заняло. Уж не тонны у меня нарядов и прочего барахла. Взяла самое необходимое и удобное, мне же не по приемам ходить, тем более и не имею такого рода тряпок в принципе. Перед выходом вспомнила о деньгах от бывшего шефа и заглянула в ящик тумбочки и обнаружила там помимо первого конверта еще один, на котором было написано «Василек». Внутри визитка Данилы и листик. «Бар «Кукарача» каждую пятницу с семи вечера». Это типа такая явка, как у шпионов? И, выходит, он оставил это, еще когда явился и голову Светке задурил. Ну не может же быть, что из тоннеля он прямиком поехал сюда, чтобы незаметно подкинуть.

Егор отобрал у меня сумку, и мы так же тихо и незаметно, как просочились внутрь, покинули квартиру.

– Сначала мыться, потом есть, – внесла я конструктивное предложение, как только мы вошли в дом Волхова, поднявшись по лестнице из гаража, и первым делом стряхнула с ног сырые незашнурованные ботинки.

Он бросил мою сумку на пол, забрал из моих рук бумажный пакет с едой и небрежно плюхнул его на тумбу в коридоре.

– Егор… – только и успела я сказать перед тем, так он схватился за края футболки от нижнего белья и сдернул его махом через мою голову.

– Пять раз ты сегодня могла умереть… – мигом потемнев лицом, глухо пробормотал майор, обхватывая меня за талию и увлекая в ванную. – Секс, потом все остальное.

Втолкнул в душевую кабинку и, отступив, кивнул на болтавшиеся на бедрах нелепые штаны с прорезью впереди, явно веля избавиться от них, и принялся раздеваться сам. Торопливо, будто боясь не успеть, не сводя при этом с меня пристального голодного взгляда. Я в который раз поразилась этой молниеносной метаморфозе в нем, что происходит, едва Егор возбуждается. Вот только был невозмутимый истукан с почти каменным лицом – и в следующую секунду он уже едва сдерживается и весь излучает мощное, даже агрессивное вожделение, требующее немедленно утолить его голод и не терпящее промедления и отказов. Мелькнула у меня секундная мысль, что будет, если я сейчас скажу «нет», но хлынувшая сверху прохладная вода и сильное обнаженное, буквально пышущее жаром и похотью тело, тут же вжавшее меня в стену, смели ее мгновенно.

Глава 31

Прохлада за спиной, поток медленно теплеющей воды, льющейся на голову и вынуждающей закрыть глаза, и интенсивный обездвиживающий жар передо мной. Рывок за стянутые пальцами Егора пряди, лишенный деликатности, и мое лицо запрокинуто навстречу его поцелую, которым он, чудится, стремится сокрушить что-то во мне. Как будто его прелюдия – это на самом деле сражение, атака для сломления моего несуществующего физически сопротивления. Ведь я сама рвусь к нему навстречу, прочь из окружающего холода в пекло его обладания. А может, совсем не это во мне сломать он стремится? Снова мысль-молния, что вспыхивает в охваченном похотью сознании и тут же оказывается самой же похотью и смыта.

Широкие ладони Егора не просто скользят по моей мокрой коже – он тискает, сжимает, словно захватывает, гребет меня себе, отвоевывая у стылости извне реальным, живым и алчным огнем. Целует жадно, захлебываясь сам, будто голоден, голоден до осатанения, и переливает этот свой бескомпромиссный пламень и в меня. А я глотаю его с такой же немереной жадностью, поглощаю ненасытно, цепляюсь за его плечи, трусь всем телом, вгоняю ногти в кожу без жалости, требуя все больше этого его жгучего голода для насыщения моего собственного. Волхов остановился на секунду и отстранился чуть, рвано хватая воздух и глядя на меня снова как в первый раз. Как если бы бешеное вожделение билось насмерть с его яростью. Как будто силился понять, чего же жаждет больше: удушить меня на месте или оттрахать.