Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

— Не знаю, что бы делал без твоей настойки, — откровенно признался Ксеон. Потер ладони, — ну что ж, надо написать письмо драгоценному папаше.

Эльвин понимающе кивнул.

— Пишите, ваше высочество. Завтра утром отправим.

И, кивнув на прощание, двинулся к выходу.

— Эй, — уже на пороге окликнул его Ксеон, — но ты же ведь не думаешь, что мой дар — темный?

Эльвин замер, занеся ногу над порогом. Потом медленно обернулся.

— Темным объявляется дар, неугодный нынешнему правителю, — сказал он веско, — сегодня темный дар — менталиста, а завтра — целителя.

— Я рад, что хотя бы ты это понимаешь, — ответил Ксеон.

Он снова уселся на свое вонючее, вызывающее отвращение ложе, подвинул к себе листы бумаги, отвинтил крышку чернильницы. Начал выводить витиеватые, каллиграфически-правильные буквы:

«Дорогой отец! Полнится скорбью мое сердце, ибо отвернулись от меня и Всеблагий, и ваше королевское величество».

Получилось довольно проникновенно. Ксеон задумался, почесал пером щеку. Она начинала зарастать щетиной, было неприятно.

Он написал еще несколько строк о том, как сожалеет о своем темном даре и о том, что не сдох при рождении, чем сразу бы освободил возлюбенного своего отца от хлопот и многих печалей. Потом добавил пару слов о невыносимых условиях проживания в замке, которые, впрочем, он будет стойко переносить, дабы король Маттиас был спокоен. И попросил кофе, шоколада, копченостей… В общем, всего того, что скрасит дни всеми отвергнутого, одинокого узника.

«Любящий сын, отмеченный проклятьем».

И поставил размашистую подпись.

Ксеон задумался. Мысли совершенно непроизвольно раз за разом возвращались к маленькой служанке. Она была прехорошенькой плебейкой, наверняка недалекого ума. Глаза как у белочки, большие, темные, блестящие. Оставалось сделать так, чтобы она сняла с него ошейник. Сама. Всего-то делов, расстегнуть пряжку…

Вспомнил, как Аламар настаивал на цельнометаллическом ошейнике, но отец не позволил, пожалел сына. Так что повезло, даже ножовка не нужна, чтобы освободиться. Слабые женские ручки вполне сойдут…

Ксеон подумал о том, что поделится своим планом с Эльвином, а когда освободится, заберет старого товарища в Ависию, но вовремя спохватился.

Нет, определенно, ошейник Аламара дурно влиял на мыслительные способности.

В конце концов, он не видел Эльвина пять лет.

К тому же Эльвин пострадал, в общем-то, из-за него. На самом деле, конечно, из-за собственной глупости, но ведь ни один дурак себя таковым не считает, а в своих бедах винит кого-то еще.

В общем, все было мутно и непонятно с Эльвином. Что там у него в голове на самом деле? Кто знает?

* * *

В камере не было окон, и поэтому о наступлении утра Ксеон узнал по скрежету отпираемого замка.

— Эльвин?

Резко сел. В голове снова дернуло болью, но тут же отпустило.

— Нет, ваше высочество. Это я, Дани. Простите, госпожа Эрве заставила Эльвина помогать разделывать свинью.

В душе горькой пенкой поднялось разочарование. Только собрался поболтать с приятелем, а тут… но живо вспомнил о том, что, возможно, перед ним единственная обитательница замка Энц, которой Аламар не зачитал лекцию об опасности ошейника. О том, что каждый, кто попытается его снять, отбросит копыта.

— Доброе утро, Дани, — торопливо пригладил растрепавшиеся волосы, — неподобающий, конечно, вид, чтобы беседовать с дамой. Но ничего не поделаешь.

— Ну что вы, ваше высочество, — улыбнулась несмело, а глаза боится от пола оторвать, — какая же я дама… дамы во дворце.

Пугливая белочка.

Что ж, для пошива шубы требуется много прекрасных шкурок, и с этим ничего не поделаешь.

Ксеон поднялся, шагнул вперед и взял поднос из задрожавших вмиг рук. Он невольно поморщился оттого, что пальцы были в золе, и ногти обломаны. Неприятно, что она вот этими грязными руками еду носит.

— Проходи, будь любезна, — он быстро взял себя в руки, — ты можешь посидеть со мной немного? Пока я поем? А то, знаешь ли, в такой тишине и умом подвинуться можно.

Девушка потупилась, но прошла и остановилась в нерешительности. Ксеон тем временем уселся на тюфяк, поставил поднос на пол перед собой и похлопал ладонью рядом.

— Садись, в ногах правды нет.

Она побледнела. Потом очень трогательно покраснела и замотала головой, едва не сбив плотную, в несколько слоев намотанную косынку.

— Нет, нет… я не могу… ваше высочество, вы же принц.

— Ну и что? — он приподнял бровь, — да и какой я принц? Изгнанник. Узник замка Энц.

Тут его осенило, и Ксеон задал вопрос:

— Скажи, ты не хочешь садиться рядом, потому что я темный маг?

— Н-не… не знаю…

Наверное, тут было намешано все: и то, что принц, и то, что темный маг, и то, что просто молодой и малознакомый мужчина. Но ситуацию надо было как-то переломить, и Ксеон выбрал тактику, которая помогала почти во всех случаях. Он искренне верил в то, что все женщины любопытны в той или иной мере.

— А что ты знаешь о темных магах, Дани? — миролюбиво спросил он.

Выдержал паузу, ковырнул ложкой кашу, попробовал.

Не пища с королевского стола, но и не тошнотворна гадость, как вчера.

Хотя, скорее всего, вечером он просто не мог есть из-за головной боли.