Аламар прохрипел невнятное. Что-то вроде «беги».
Девчонка осмотрелась.
— Нет здесь никого. Ушли.
И, вцепившись в плечи, поволокла куда-то, прочь с пылающего подворья.
Аламар несколько раз проваливался в темноту, и каждый раз его словно выдергивало обратно. Он ощущал маленькие руки на груди. Так, как будто именно замарашка заставляла биться сердце.
Наконец она утащила его достаточно далеко от пожара, заволокла в подвал какого-то брошенного дома.
— Дядь, как вы? — и взяла за правую, здоровую руку.
Аламара согнуло судорогой.
В девчонке, обитательнице помоек, приютился нешуточной силы дар. Темный дар менталиста. То-то ж и механоиды ушли. Она их попросту прогнала, сама того не понимая.
— Ты-ы, — прохрипел он, — ведьма…
— Да нет, нет, — она помотала головой, похожей на кочан капусты из-за нескольких намотанных косынок.
— Ведьма-а-а, — выдохнул он, — темная ведьма…
И потерял сознание. Теперь уже надолго.
… Когда пришел в себя, то обнаружил рядом лекаря из инквизиции. Это был совершенно седой, хоть и не старый мужчина с широким ртом и могучими бакенбардами.
— Эк вас, дорогой, приложили, — маг водил руками над грудью, и было видно, как с пальцев сыплются мерцающие пылинки, падают в раскроенную плоть и впитываются в нее, тают, — но руку придется отнять. К сожалению, я ничего уже не смогу с ней сделать. У меня всего-то шестой уровень Дара.
За его плечом Аламар разглядел бледное личико. Поманил к себе.
Она послушно подошла, опустилась рядом на корточки.
— Эта милая леди спасла вас, мой дорогой, — проворчал лекарь, — разыскала меня в этом бардаке.
— Король уцелел? — едва слышно спросил Аламар.
— Да, восстание задавили. Высокой ценой, правда, но задавили. Теперь пытаются понять, что ж это было, и не опасна ли армия Его Величества.
— Это дело рук менталиста. Очень сильного менталиста.
Аламар умолк. А про себя добавил — «и я найду его, чего бы это не стоило, и сколько бы времени не заняло».
— Ты, — прошептал он девчонке, — ведьма… наклонись.
Морщась от тянущей, грызущей боли во всем теле, поднял правую руку. Положил на голову беспризорнице. Прикрыл глаза. И магия, чистый Дар контролера потек сквозь него, разрывая магические контуры беспризорницы. Запечатывая и скрывая. Оставляя на ней метку, отливающую серебром под кожей. Его личную, Аламара, печать.
Она отпрянула, посмотрела с укоризной. Он мельком подумал, что грязнуля похожа на олененка. Только не чистенького и красивого, а забитого и очень больного.
… А потом навалилось горе.
Аламар внезапно осознал, что же произошло на самом деле. С ним, с его любимыми.
Привкус пепла на губах. Выжженная, страшная пустыня в душе, где только растрескавшаяся обугленная почва и с неба сыплет золой.
…Он сидел, скорчившись, в углу, и не чувствовал холода. Смотрел на трепещущие огоньки свечей, и не понимал, почему они так странно размазываются во мраке. В груди болело, грызло, как будто проворачивалось ржавое колесо.
Вот ведь как получилось. Девчонка когда-то спасла его. А потом, годы спустя, отпустила на свободу того, кто был виноват в гибели сотен ни в чем не повинных людей. Того, по чьему приказу механоиды уничтожили жену и сына.
— Лучше бы я ее убил. Просто убил, — прошептал в темноту Аламар.
Жар в груди давил, мешая дышать. Во рту плавала вязкая горечь.
Когда-то Дани спасла его жизнь.
Теперь она не дала свершиться его мести.
— Почему? Почему-почему-почему?
Ведь все было так просто вначале. Дани была виновна. И он решил, что раз так, то получит свое сполна. Отомстит ей, так безрассудно и глупо влюбленной в подонка Ксеона. Будет брать ее, когда захочет и как захочет, видя в ее глазах ту самую любовь к другому, а потом, когда родит, попросту избавится от нее. План был прост и понятен. Ровно до тех пор, пока… внезапно не оказалось, что у Дани никогда до него никого не было. Пока, наконец, не увидел серебряную метку.
Хах, мстить той, что когда-то спасла?
Наверное, теперь это «когда-то» не имеет никакого значения. Так что можно все оставить по-прежнему.
…Или нет?
Смех рвался из горла вперемешку с рыданиями.
И тот самый план, который парой дней раньше казался идеальным и вполне справедливым, в зале с обугленными стенами и сгнившими розами на полу начал казаться горячечным бредом.
— Аламар.
Боль ввинтилась в висок, стремительно покатилась по затекшему в неудобной позе телу. Он приоткрыл глаза. В разбитые окна лился тусклый свет зимнего утра. Свечи догорели и застыли белыми лужицами на черном, выгоревшем дотла полу. Висок снова неприятно дернуло, похоже, начиналась мигрень.
— Чего тебе?
Получилось совсем нелюбезно. С другой стороны, какого Темного Эльвин вваливается в святая святых его прошлого?
Целитель выглядел бодро и свежо, словно только что покинул салон куафера.
— Аламар, что с тобой творится? — негромко спросил он, — я знаю тебя несколько лет. Ты мне помог, и ты меня учил. Но таким… таким я тебя никогда не видел. Что происходит?
— Ничего.
Он кое-как поднялся, развел затекшие плечи. Не объяснять же теперь, что отыгрывается на спасшей его когда-то девчонке. Самому еще думать, что теперь с этим всем делать.