Нет, вовсе не то, что его ненаглядная Йенифер плюнет да по примеру терпеливых русских женщин вынесет мусор сама. Ага! Как же! Его супруга, как и всякая нормальная полька, скорее вынесет мозг мужу, чем мусорное ведро из дома. Геральд вынужденно отложил недочитанную газету. Откровения политиков России, США и Западной Европы, вновь и вновь создающих из независимой Польши буферное государство для обеспечения своих сиюминутных шкурных интересов, злило и восхищало одновременно. Сколько можно играть польским гонором?!
— Ну, ничего, — бормоча себе под нос, Геральд сунул ноги в тапки и подтянул живот. — Мы разрушили им Варшавский договор, теперь разрушим ЕС, или я не знаю родную Польшу... Слово «гонор» — вот ключевая точка развития всей нашей нации! Без гонора нет поляка!
Удовлетворившись этой противоречивой истиной, он поймал взгляд жены, посылавшей ему воздушный поцелуй с кухни, и, втянув носом запах магазинных фляков, вышел с ведром за дверь. В голове толкались высокие лозунги из той же газеты, строчки свободолюбивых стихов Адама Мицкевича, перекрываемых чеканным профилем Железного Феликса, и невнятные объяснения польских политиков об авиакатастрофе в Катовицах... Всё врут!
— Нас окружает хреновый мир. Поляки и русские говорят друг с другом на английском! Можно ли придумать больший бред для братских славянских народов?! Да, мы вечно собачимся, но это разборки между родственниками, и прочие не смеют лезть в наши дела! Меня, коренного поляка, какая-то вшивая Америка учит демократии?! Да их ещё Колумб не открыл, а наши гордые шляхтичи на сеймах сами выбирали себе королей, самым демократичным голосованием — саблей!
Геральд тупо уставился на люк мусоропровода с приклеенной скотчем бумажкой «Неисправно!». И что? Когда нас останавливали трудности?! От поднапрягся и рывком открыл люк — забито доверху. Из кучи мусора раздался подозрительный хруст. Мгновением позже показалась шипастая голова гнуса выпендрёжно-кусачего. Зубастая зверюшка, выведенная на средневековых свалках и до сих пор поджидающая у мусорных баков настоящую добычу. Чаще всего болтливых домохозяек, уже только дома обращающих внимание на отсутствие двух-трёх пальцев, а то и изрядного куска ягодиц.
— Пся крев! — на автомате выругался Геральд, сняв тапку и отвешивая гнусу две тяжёлых пощёчины. — Пшёл вон в свой смрадный люк, грязная тварь! Нападаешь на слабых? Не так ли стояли советские войска, когда немцы уничтожали Варшавское сопротивление?! А теперь на тебе! На тебе, на! А теперь вспомним, как армия генерала Конева вышла к Кракову, разбивая немцев в хлам, в пыль, в грязь! Получил?! Холера ясна!..
Гнус сдох, так и не понял, почему его тело больше не повинуется кровавым инстинктам, как не понял и на кого он, собственно, нарвался. На ведьмака, выносящего мусор! Это страшно, поверьте...
— Придётся идти на улицу. — Геральд аккуратно запихнул разбитую голову гнуса поглубже меж капустных листьев и женских прокладок, покрепче закрыл люк и неспешно пошёл с третьего этажа вниз. Можно было воспользоваться лифтом, но смысл?
Он ещё в позапрошлом году окончательно принял решение не пользоваться лифтами. Через раз, с периодичностью двенадцать-двадцать штук в месяц, лифтовые соргулы пытались порвать ему горло. Неуклюжие нетопыри с телом обезьянки-капуцина и клыками в пять сантиметров гибли десятками, но продолжали лезть на Геральда, словно это был акт священной мести. Прямо какой-то пушкинский бунт, бессмысленный и беспощадный. Первое относилось к попыткам горгулов, второе — к реакции Геральда на все эти порядком поднадоевшие покушения.
Трупы он аккуратно выбрасывал в тот же мусоропровод, подкармливая одну нечисть другой. Его совесть была спокойна. В конце концов, это куда проще и понятней, чем политика. Взять хоть, к примеру, Великую Отечественную войну, как её называют русские. В Польше тоже было огромное партизанское движение, но разное, каждый сам за себя. И хоть все вместе против ненавистных фашистов, но сбросить ярмо врага без Советской армии хрен бы вышло. А почему? А потому что гонор!
За сколько дней Гитлером была взята Польша, стыдно вспоминать до сих пор... Но если кто скажет, что поляки хоть на миг покорились, этого лжеца-историка надо прилюдно сжечь у памятника королю Вацлаву в Варшаве, а закопать и засыпать могилу солью уже в подземельях Ве- личек.
— Почему я не родился в России? — вслух рассуждал Геральд, идя с полным ведром до мусорных баков, расположенных за его девятиэтажкой. — Наверное, потому, что вся русская литература несёт на себе неизбывную печаль всечеловеческой грусти, сострадания к маленькому человеку, чеховской боли и достоевщины. В хорошем смысле. Фёдор Михайлович был великим писателем и тонким знатоком душ. Просто его взглядом героя не раз глядишь. Какого-нибудь князя Мышкина — запросто! Но ведь есть разница между героем по жизни и героем литературным? Видимо, есть, если тот же Раскольников, грохнув топором одну бабку, мучился угрызениями сове сти всю жизнь, а сколько пришлось грохнуть мне... И ни чего, отлично сплю!