Ведьмачьи легенды

— Ну вот что, — сказал Петер, — мир, да? Ты мне нужна... кстати, как тебя зовут, не Мойрусом же? И чего это ты вырядилась в мужское платье? А, понял: твоя любимая пиратка — Энн Кровавая, верно? — Он заулыбался так, будто нашёл мешочек с цукатами. — Я лично обожаю баллады о ней, особенно ту, в которой Энн обманула капитана с «Бирюзового жеребца»! Ягуар, если в настроении, здорово её поёт, вот услышишь. Ну что, ты готова?

 — Готова к чему?

Он смачно хлопнул себя по лбу:

— Вот я балда! Самое главное не сказал. Мы ж летим знакомиться со Свободными мальчишками! Прямо сейчас!

Мойра наконец вспомнила про Луку, и ноги у неё подкосились. Но Петер, кажется, не заметил: он снова подхватил её под мышки, и... да, они вдвоём взлетели, просто взяли и воспарили, как будто не весили ни унции.

Она оглянулась убедиться, что у него не выросли крылья. Петер ответил ей задорной улыбкой и крикнул:

— Не бойся, не упущу!

Держал он и вправду крепко, но вместе с тем очень деликатно. В Оксенфурте у неё были ухажёры, и ни один (ладно, ладно! — ни один из двух) никогда не прикасался к ней с такой искренней нежностью.

— Смотри! Эти трусы собрались здесь жить, не иначе!

Петер нёс её прямо к пляжу, на котором высадились пираты. Шлюпки отправились за следующими, а эти, ни берегу, собирали хворост и рубили деревья на дрова. Двое волокли к роднику пустую бочку, ещё трое, похоже, намеревались отправиться за дичью.

— Эге-гей! — позвал Питер. Он свистнул — да так пронзительно, что у Мойры аж заложило уши. — Готовьтесь к бою, кишкоеды!

Все разом обернулись, и многие вскинули ружья. Мойра зажмурилась. Ветер бил в лицо, обжигал, и она ждала, что вот сейчас и пули — ударят, обожгут...

— Они не посмеют, — шепнул ей Петер. — Не бойся, слышишь? Ты будешь нашей мамой, а мамы ничего не боятся... я знаю.

Он взмыл выше, так что теперь они неслись над самыми верхушками пальм. Попугаи горланили им вдогонку свои птичьи ругательства. Мойра открыла глаза, хотя сейчас ей было ещё страшнее. Мелькали громадные перистые листья, чьи-то удивлённые морды с носами, клювами, с колючими гребнями. Один раз далеко внизу она заметила как будто старую крепость и пару надвратных башен.

— Буду мамой? — переспросила Мойра, чтобы только не молчать. — Разве вы сироты?

— В некотором роде, — ответил Петер после паузы. — У меня, например, есть брат... но это не важно. Ты просто не понимаешь! Каждому мальчишке нужна мама.

— О, что уж тут непонятного! — не удержалась Мойра. — Конечно, нужна. Чтобы подтыкать одеяла, рассказывать на ночь сказки и штопать носки, верно?

— Нет, — тихо сказал Петер. — Нет, не для этого. Как будто ты не знаешь!.. Мама нужна, чтобы любить.

Дальше они летели в молчании — над холмами, потом над рекой, и Мойра наконец осмелилась посмотреть вниз и поняла вдруг то, чего её разум, закалённый в оксенфуртских дебатах, приученный мыслить рационально, всё это время не желал принимать. По перистым листьям, по транс, по водной глади — везде, где они проносились, скользила лёгкая и невесомая тень Мойры. Везде — она, только она одна.

Потому что Петер тени не отбрасывал.

18

— Первому, кто выстрелит, — сказал Ахавель, — разнесу голову.

Он стоял у шлюпок, курил трубочку и, щурясь, глядел на удалявшиеся фигурки Мойры и мальчишки.

На тех, кто целился в них, даже не посмотрел.

— Да ведь вы ж сами хотели!.. — прохрипел Тередо. — Капитан, это ж точно он!

— Я бы его прикончил. — Пират с заплетёнными в косицы седыми волосами сплюнул и в упор уставился на Китобоя. — Легче лёгкого. Добрый заряд свинца любого остановит.

Ахавель фыркнул:

— А как насчёт Мойруса? С этакой-то высоты — поймал бы ты его, Стрелок? Легче лёгкого?

Пришли ещё две шлюпки с людьми. Ренни Печёнка спрыгнул в волны и первым вышел на пляж.

— До сумерек у нас есть часов семь. Когда отправляемся, капитан?

— Только вас и ждали. Де Форбин?

— Готово всё, милсдарь Ахавель. За старшего тут останется Зеркало. За кораблём приглядят Райнар и Мо... Хотя, воля ваша, я бы взял Мо с собой.

— Скольким людям, — тихо спросил Ахавель, — ты можешь здесь доверять? Йорген, конечно, был зачинщиком, но если б они не были с ним согласны...

Выступили небольшим отрядом в десять человек. Вёл тот седовласый, с косичками. Звали его Демиро Стрелок, и похоже было, что, прежде чем попасть на борт «Брендана», он не один год буканьерствовал на Шёлковых островах. Первым делом Демиро велел всем надеть сапоги и повыше поднять голенища. Потом назначил порядок следования и дважды повторил, чтоб никто не отставал, не хватался без необходимости за ветви и листья, не шумел и не палил без разбору во всё подряд. К некоторому удивлению Стефана, Демиро выслушали молча. Более того — честно пытались следовать его советам.

Что не помешало Кольсону Бледному минут через пять наступить на сколопендру, заорать и выстрелить в неё из пистолета. Поскольку сколопендра была размером со швабру, он не промахнулся. А так как в этот самый момент она рвала в клочья сапог, одним выстрелом Бледный убил, грубо говоря, двух зайцев.