Ведьмак из старой Москвы (СИ)

*

Бабка все также сидела на скамейке. Молодые, не по-старчески ясные глаза неотрывно смотрели на качающуюся листву, зелень колыхалась изумрудным потоком, безуспешно борясь с разлитым в атмосфере ядом. Воздух города был отравлен, инфраструктура не была рассчитана на такой огромный поток людей, с каждым годом количество москвичей неуклонно росло, а деревьев и парковых зон становилось все меньше. Нужна была земля, что бы возводить дешевые мертвые коробки домов и деревья беспощадно уничтожались; духотой и болезнями дышали люди. Листья впитывали гадость, разлитую в атмосфере и как могли, очищали тяжелый воздух. В городе почти все деревья болели. Бабка ясно видела, как несчастное дерево изо всех сил пытается выстоять перед потоком нечистот, но безнадежно проигрывает, начинает изменяться, мутировать и в итоге станет таким же ядовитым “нечто”, внося свой отравляющий вклад в город. Бабка сама, когда-то изменилась, сбежала из леса, что бы выжить. Выжила? Она не могла ответить. Она изменилась и существовала, но жила ли? Но пока еще можно было вычленить легкий и такой печально прощающийся, сладкий аромат леса, от которого легкие наполнялись свежесть, а больная тяжелая голова, становилась звонко легкой. Шаги ведьмака бабка услышала задолго до его появления. Земля возмущалась, под его поступью, невидимая ни для простых людей, ни для ведьмаков, аура загрязненная свежей кровью, отпугивала невидимые силы, сотрясала и возмущала потоки, крича каждому посвященному на сотни километров вперед – идет убийца. Знающий и мудрый по этим шагам, мог определить многое. Бабка была знающей и достаточно мудрой, что бы, не читать письмена судьбы. Они долго молчали. Изможденный ведьмак и старый леший. Невольные союзники, один марионетка в руках чудовищ, другой раб новой жизни, уничтожающей и пожирающий само себя – человека. Старушка знала, ведьмак выполнил обещание, Еланский мертв. Но слово должно быть сказано, что бы закрыть один долг и открыть другой. – Я сдержал слово, – Геральт устало упал на скамейку. Лицо ведьмака плыло, действие эликсира закончилось и сквозь сальные черты пресыщенного жизнью толстяка, начал проступать волчий оскал беспощадного убийцы. Гоший невольно отшатнулся, в голове сразу пронеслись воспоминания памяти крови о годах чудовищного геноцида, когда орден ведьмаков, возглавляемый одним из бывших иерархов церкви, вырезал всех разумных существ, враждебных, лояльных и даже изначально дружелюбных к человеку. – Ты все сделал так, как мы просили? – подавив дрожь, спросила старушка. – К чему спрашивать? Еланский мертв, перед смертью он услышал, за что его убивают, но понял? Вряд ли... – Было трудно? – гоший кивнул на левую руку ведьмака. Бинт намок, кровь просачивалась сквозь ткань, но кисть сжимала какую-то фотографию. – Нормально, – ведьмак немного помолчал и вдруг коротко зло рассмеялся, а потом зачем-то повторил,- нормально. – Возьми, – вдруг без всякого перехода сказал он и протянул снимок. Старушка с интересом взяла фотографию и окаменела. Морщинистое лицо задергалась, стараясь удержать слезы, но куда там, два маленьких ручейка смогли найти свой соленый путь. – Доченька! – одними губами произнес Гоший. Геральт отвернулся, против воли он испытывал чувство неловкости, так бывает, когда понимаешь, что родители тоже хотят побыть наедине, а белокурое создание, которое долго и упорно обожаешь на расстоянии, даже не лелея мечту о, не дай бог упаси какой близости, оказывается, тоже ходит в сортир, и ругается матом. – Долг на нас..., – нашел в себе силы произнести бывший повелитель леса. – Мы выполним клятву. Где бы, ты не был, достаточно призвать любого гошего или лешего. – Я уверен, что вы храните честь. – Ведьмак с трудом поднялся. – Прощай гоший. – До свидания ведьмак. Мы с тобой еще обязательно встретимся. – Не хотелось бы, – проворчал Геральт. – Но сдается мне ты прав.

*