Ведьмин коготь

А Надя рада была выговориться! Может быть, она думала, что мне легче станет, если я узнаю, что не я одна несчастна, что и у нее есть свои беды и горести? Не знаю, что она думала, но мне легче от ее бед не становилось, я просто слушала и ужасно Надю жалела!

Оказывается, у нее уже случились два выкидыша на самом небольшом сроке, и выкидыши эти они с ее матушкой тщательно скрывали от всех, даже от Степана Артемьева, Надиного мужа. Надя, бедняжка, была в него безумно влюблена и не перенесла бы его к ней охлаждения, которое непременно случилось бы, если бы он узнал об этих выкидышах. Впрочем, муж ее, возможно, пожалел бы, но свекровь, конечно, загрызла бы насмерть и ее, и Степана, который своей матери страшно боялся.

Я тогда подумала: хорошо, если бы ко мне посватался какой-нибудь сирота… А впрочем, тут же назвала себя дурищей, потому что пока мечтать хоть о каком-нибудь муже мне было просто смешно.

И тут я впервые задумалась о том, что будет, если Саровский праведник не сможет мне помочь. Но одна мысль о том, что я так и не поднимусь никогда, что буду лежать бревно бревном, ударила меня в сердце, словно кинжалом, и я залилась слезами.

Надя, конечно, не знала, что плачу я о себе: она принялась уговаривать меня успокоиться, ругала себя, что так меня расстроила, и кончилось тем, что это мне пришлось ее утешать.

– Конечно, праведный старец тебе поможет! – твердила я, сама не зная, ей или себе.

После того как Надя открыла мне свою тайну, мы с ней стали еще ближе. И когда мы останавливались на ночлег, она ложилась рядом с моей постелью, а то и в ту же постель, если не было в избе места. И я, лежа без сна (а спала я, мучимая тяжелыми мыслями, очень плохо!), часто видела Надины открытые и устремленные в темноту глаза, слышала ее с трудом сдерживаемые всхлипывания.

Иногда, не в силах сдержать рыданий, она вставала и выходила из избы. И так мы сделались с ней близки, что иногда неким духовным зрением я следовала за ней, видела, как она плачет, съежившись на ступеньках крылечка, или стоит у ворот, глядя в сторону Сарова с тревожной, мучительной надеждой, или бесцельно бродит по двору, а то и до деревенской околицы доходит, ломая руки в отчаянии, а потом, смыв у кадки с водой следы слез с лица, возвращается в избу и ложится рядом со мной, которая притворялась спящей, чтобы не тревожить подругу.

Честно признаюсь: не завидовала я Надиной свадьбе, но этим ночным ее блужданиям завидовала отчаянно, завидовала тому, что у нее есть возможность двигаться, ходить, умываться из кадки… Может быть, потому я могла следовать за ней мысленно, видеть все ее ночные передвижения, чувствовать то, что в это время чувствовала она, плакать ее слезами и преисполняться ее надеждой так же пылко, как своей.

Мы, впрочем, приближались к Сарову. Оставалось верст десять до него, когда матушка моя вдруг занемогла. Она измучилась волнением за меня, измучилась тяготами пути и слегла в жару. О том, чтобы остаться в гостеприимной деревушке Слободской, где мы ночевали, она и думать не хотела: желала во что бы то ни стало продолжать путь, – но мы с отцом очень за нее беспокоились и не решались двигаться дальше, пока ее состояние не улучшилось, однако на поправку она никак не шла, вдобавок стала то и дело задыхаться. Решили дать ей хорошенько отдохнуть и остановились на ночлег еще в светлое время. Отец мой, который вел дневник нашего путешествия, потому что интересовался свычаями и обычаями населения губернии, завел какой-то разговор с хозяином избы, и я мельком услышала странные слова – Сырьжакенже. Так называлась соседняя деревушка, в которой жила мордва.

Отец удивился: он слышал, что мордва проживает где-то южнее, возле Болдина, где были имения великого нашего поэта Пушкина и где исстари находились места обитания мордовских племен, но хозяин возразил: мол, и здесь, неподалеку от Саровской пустыни и Дивеева, не более чем в версте от Слободской, селилась издавна мордва, однако теперь названия их становищ изменились, да и сама мордва растворилась среди русских, вот только Сырьжакенже осталась, хотя и там население смешанное, оттого при рождении и дают детям два имени: одно из святцев взято при церковном крещении, а другое мордовское, древнее, из былых, давних времен. Более того! В этой деревне Сырьжакенже живет знахарь по прозвищу Верьгиз, что на местном мордовском наречии означает «волк», а именем Абрамец, и он славен своими лекарскими умениями, как никто другой в округе. Ну вот разве что Саровский праведник его превосходил в былые времена. Мордва, хоть и крещенные в православие, а все же язычники в душах своих, поэтому и предпочитают лекарство своих знахарей, а не помощь русских чудотворцев. Впрочем, ведь и в русских деревнях язычество живет рядом с христианской верой. Это всем известно!

Отец немедленно блеснул образованностью, сообщив, что некоторые историки считают, будто слово «мордва» происходит из древнеиранского «мардхвар», что означает «людоед», и немедленно отождествил эту этническую группу с антропофагами из «Истории» Геродота.

Хозяин перекрестился: