– Кому–то была охота живот надрывать? – она обернулась на меня. Хмурая с утра. В руках большой ухват. В печи пламя горит так ярко, что вот–вот вырвется наружу. – Чего ты себе напридумывала? Да, помню, что княжна, но, чтобы тебя на руках таскать? Сама, ноженьками вот этими, и пошла. Лучше делом займись. Корова недоенная стоит, куры некормленые. Чуни, вон, на полке возьми. Игнат полночи плел, чтобы тебе было в чем по траве бегать.
Я одурела от множества брошенных в меня слов. Растерялась, не зная, за что хвататься. То ли за чистое ведро, в которое следует надоить молоко (отродясь этого не делала), то ли спросить, где корм для курей взять и в какую сторону бежать. Но решила для начала примерить лыковые чуни.
Они оказались по ноге. Мягкие, со стелькой, чтобы не натерли. И в который раз я убедилась, что Игнат не Игорь. Тот совсем мальчишкой был, барчуком. Знал, как мечом размахивать да из лука стрелять, но чтобы чуни сплести? Нет, его руки не знали простой работы. Впрочем, как и мои.
– Куда идти–то, и где взять ведро, чтобы корову подоить? – я сдернула с крючка фартук и повязала его вокруг раздавшейся талии. На голову набросила косынку, что протянула Ега. Та уже так не хмурилась.
– В хлеву ведро, а корм в коробе около курятника. Иди–поторапливайся. Слышь, как Буренка зовет?
Ничего я не слышала. Но подхватив подол, заторопилась за дверь.
– Смотри с лестницы не скатись, колобок, – донеслось до меня насмешливое из горницы.
Хлев и прочие хозяйские постройки оказались слева от дома. По пути я заглянула в конюшню. Помимо моей лошади там стояли еще две – огромный черный конь и белая лошадь поменьше.
Конь заржал и стукнул копытом. Мне даже показалось, что дрогнула земля. Обе другие лошадки заволновались, и я поспешила покинуть конюшню. Убедилась же, что мою вычистили и накормили. Переживать нечего.
В хлеву грузно топталась корова. Большая, холеная, она подняла на меня влажные глаза. Зайдя за перегородку, я увидела сидящего на скамеечке у коровьего вымени Игната. Он не сразу показал, что заметил меня, а я залюбовалась, как ловко он доит Буренку.
– Ега послала меня помочь, – произнесла я, осматривая крепкую спину парня, обтянутую домотканой рубахой. Длинные волосы Игнат собрал под кожаный шнурок, на лоб надел обруч, чтобы вольные пряди не падали на лицо и не мешали работать. Корявый шрам открылся еще больше, но сегодня мне не было так страшно и больно смотреть на него.
– Что ж, садись, – он вытер руки чистой тряпицей и поднялся с места.
– Я не умею. Даже не пробовала, – призналась я.
– Никогда не поздно учиться, – подбодрил меня Игнат.
Я села и, почувствовав руки парня на своих плечах, поправила юбку – натянула ее на колени. Попыталась наклониться вперед, но мешал живот. Оказалось, что и скамеечка стоит далековато. Не дотянуться до вымени.
– Нет, так не пойдет, – произнес учитель. – Садись ближе. Поднимись, я пододвину скамейку. Ноги шире раздвинь, чтобы живот меж ними удобно лег. Я уже сделал, но запомни, что перед доением вымя нужно вымыть и насухо обтереть. Немного размять –потолкать его и потянуть за соски. Все так, как делает теленок. Тогда Буренка легче отдаст молоко. Доить лучше кулаком...
– А почему у коровы хвост привязан? – мне страшно было сидеть так близко от огромных копыт. Казалось, шевельнется корова и обязательно раздавит меня. А еще волновали слова Игната. Он будто видел, как широко я раздвинула ноги. Пришлось заткнуть подол юбки за пояс, чтобы она не мешала сидеть в раскоряку.
– Чтобы не хлестала себя и тебя. Ей еще и зад соломой нужно обтереть, чтобы нечистоты не попали в молоко.
Нет, мне трудно было представить княжича Игоря, обтирающего зад коровы. Он бы не стал. Брезгливо скривился бы.
Я горестно вздохнула. Что сотворило с нами Лихо? Скинула из высоких теремов одного в сырую землю, а меня под коровье вымя.
– Нет, не так за соски нужно браться. Сначала зажми между указательным и большим пальцем, а потом сложи ладонь в кулак.
Игнат стоял надо мной, держал руки на моих плечах и говорил так, словно не был слепым.
– Откуда ты знаешь, что я неправильно взялась?
– По звуку молочной струи.
Он обошел меня, присел на корточки рядом и взял мои руки в свои. Но я не смотрела, как правильно выдавливать молоко. Я вглядывалась в лицо, оказавшееся совсем близко. И я явственно почувствовала идущий от Игната запах примятой травы. В памяти живо всплыла картинка нашего последнего свидания. Я закрыла глаза, заново переживая мгновения скоротечного счастья. Я целовала губы Игоря, а его рука, пробравшись под вырез платья, гладила мою грудь. Я слышала стон, исходящий от меня.
– Ты что делаешь, Ясна?
Я открыла глаза и отпрянула от чужих губ. Мои ладони обхватывали лицо Игната. Я не помнила ни того, как высвободила свои руки из рук учителя, ни как заставила посмотреть на меня, чтобы крепко поцеловать.
– Наваждение какое-то! – вскрикнула я, резко поднимаясь и опрокидывая скамеечку.
– Тише ты, хобяка! Едва молоко не перевернула, – Игнат успел цапнуть ведро, а я выбежала вон из хлева.