Ведьмин Кут

Алёшка сидел в раздумье, решая то ли выбраться из ямы с загадочной голубой травой и бежать в деревню, то ли отсидеться до утра на месте и не рисковать. И, выбрав всё-таки первое, тем паче, что он уже порядком продрог и промок от росы, начал карабкаться по гладкому склону воронки наверх. И вдруг сильный жар пронзил его, жгло где-то в районе груди, мальчик оторопел и, запшикав, полез под рубаху. Когда же он вытряхнул из-за пазухи всё, что там было, наземь, то жечь тут же перестало, а Алёшка увидел, что одолень-трава оставалась прежней, а вот кленовый лист, что остался от Лесавки, буквально полыхал, светился и горел огнём. Он стал ярко-красным и пылающим, как раскалённое железо.

– Отчего это? – не понял Алёшка, – Что Лесавка хочет мне сказать?

И пока он застыл в раздумье, наверху, по краю воронки вновь застелился клубами туман. Белыми, кисельными волнами поплыл он поверху, закрывая воронку, будто тарелку крышкой, обволакивая, расползаясь, и тут же тихая мелодия донеслась до слуха мальчика. Кто-то пел, да не один, а несколько девичьих голосов разом тянули незнакомую, но очень мелодичную песню. Слов Алёшка разобрать не мог, но песня была ему приятна, она успокаивала, качала, как в зыбке, согревала. Жутко захотелось спать. Алёшка сполз потихоньку обратно на дно чаши, и, свернувшись клубочком, посмотрел слипающимися глазами наверх и поразился – вокруг чаши, взявшись за руки, водили хоровод прекрасные девушки, тоненькие, длинноволосые, в венках из листьев на головах. Они были похожи на… на… Разум Алёшки засыпал, и он уже плохо соображал, мысли лениво ворочались в его голове. И вдруг молнией пронзила его догадка:

– Они похожи на Лесавку!

Алёшка понял, что это её сестрицы, и раз уж они тут, значит, ничего плохого с ним уже не случится и можно просто поспать, а утром, утром… Алёшка глубоко зевнул. Ясный месяц плыл по небосводу над его головою, облака рассеялись, и звёзды, крупные, лохматые, лучистые, засияли над лесом, и наступил покой.

***

Алёшка проснулся от того, что солнечные лучи щекотали его лицо. Он чихнул и открыл глаза. То, что предстало его взору, заставило его подскочить, как ужаленного – он лежал в своей кровати в доме бабушки и дедушки! Яркое солнце заливало избу, и весёлые неугомонные зайчики прыгали по занавескам и половикам, по герани в горшках, и трельяжу в углу комнаты.

– О, проснулся никак наш пострел! – услышал он голос бабушки, и в недоумении оглянулся.

Бабушка стояла на пороге, одетая в домашнее платье и передник, в руке у неё была лопаточка, а через плечо переброшено было полосатое полотенце.

– А я уже оладушек напекла, пока ты спал, – улыбнулась старушка, – Что? Утомил тебя дед вчера своими баснями? Ужо обед на дворе!

Алёшка, всё ещё ничего не понимая, сонными, ошалевшими глазами стрелял по комнате.

– Дед-то ушёл с ранья по грибы, наберу, бает, на обеденную жарёху опят да подберёзовичков, тебя не стал будить.

– А ты когда приехала, ба? – спросил, наконец, хриплым ото сна голосом Алёшка.

– Да я с первым автобусом сразу, – ответила бабушка, – Он из города-то в пять утра выезжает, а в шесть я ужо на остановке сошла у нас, в деревне. Десять минут и дома. Дед сразу и ушёл. А ты вот, всё спишь.

– Да, чего-то устал я вчера, сидели мы долго, говорили, – промямлил Алёшка, не понимая, неужели всё, что с ним приключилось, было всего лишь сном? Всего-навсего каким-то сном? И не было ни Лесавки, ни Купалки, ни Никаноровны с её коловёртышами?…

– А цветок-то твой я в воду поставила, ты не боись, не засох он, – нарушил его думы бабушкин голос, – И гдетось только ты его нашёл-то? Ведь такие только на омуте растут, где Ведьмин Кут. Нешто там был?

Алёшка безмолвно затряс головой, отрицая. И тут же спросил:

– А какой цветок, бабусь?

– Вот те раз, – всплеснула руками бабушка, – До чего спал, что аж всё заспал! Дык кувшинка твоя, вон она на столе стоит в миске. Да душистая до чего, как духи просто. Где ты взял то эдакую?

– Да…

Алёшка замялся, думая, что сказать, но тут из кухни запахло горелым, и бабушка, вскрикнув: «Бат-тюшки! Оладьи сгорели! Совсем забыла про йих!», выбежала из комнаты.

Алёшка почесал затылок, протёр глаза, посмотрел на часы на стене – уже двенадцатый час дня. Да уж, поспал он знатно. Но как он оказался дома? Он помнил лишь то, как заснул в яме с голубой травой под пение прекрасных Лесавок. Его одежда, чистая и сухая, висела на спинке стула рядом с кроватью. Алёшка подошёл и с волнением, весь дрожа, запустил руку во внутренний карман лёгкой курточки, пошарил там, вынул руку, и с облегчением выдохнул – на его ладони лежал кленовый лист.

– Не сон.

После обеда Алёшка вышел прогуляться по деревне. Стояла жара и на улице никого не было. Мальчишки, небось, убежали на речку, да и ладно, Алёшке не хотелось купаться. Ему нужно было побыть сейчас одному, чтобы всё осмыслить и обдумать.

– Здравствуй, Алёшка, чего идёшь, нос повесил, не здороваешься? – услышал он вдруг знакомый голос.