«Как»... Сейчас оно стояло такой костью в горле... И не выплюнуть, и не проглотить – и не забыть, и не простить. И, понимая, что здесь «лисы» точно найдут приключения, ибо толковых кафе нет, а Анжела, с утра сварив поесть только постояльцам, куда-то усвистела, я спозаранку сбегала в магазин, а потом встала к печке, как последняя... крестная. Ведьма. Коей я и являлась. Очень, до зуда в руках, хотелось всё бросить, и пусть сами выкручиваются, но...
Закончив с котлетами, я помыла руки и подошла к окну. Разумеется, наткнулась на насмешливый взгляд «рудимента», мрачно показала ему кулак и вернулась к печке. Борщ готов, пюре – тоже, остались котлеты... И встреча. И обиженная часть меня кричала: да пошли они оба, занимайся своими делами, сами найдут, даром что «лисы». Доберутся до гостиницы быстрее меня, а номер я для них вчера забронировала и оплатила трое суток проживания. А в глубине души обреченно понимала: пойду встречать. Всё для Натки, хотя ей сейчас на нас троих глубоко пофиг.
Убрав с плиты кастрюлю с борщом, я быстро поджарила котлеты, запарила их кипятком и накрыла сковородку крышкой. И подсела к ноутбуку, в десятый раз за утро рассматривая фотографии. Отражения того, чего нет, были. Если «несуществующее» строение примыкало к первому этажу, то оно виднелось в окнах дома напротив – мелким и размытым, но заметным силуэтом. Люди бы приняли его за солнечный блик или отражение фонаря, но мне моя сила, вернее ее остатки, позволяли видеть чуть больше.
– И что дальше? – полюбопытствовал «рудимент».
Сидя на корточках – и почти на подоконнике, он с интересом разглядывал фотографии.
– Отвали, – привычно огрызнулась я. – Не знаю. Пока... – и запнулась, но поздно.
Заглянувший в кухню художник посмотрел на меня с явным недоумением:
– Доброе утро, Злата. С кем вы разговаривали?
– Сама с собой, – проворчала я смущенно и зачем-то добавила: – Творческие люди все с приветом и причудами, и вам ли этого не знать? Доброе утро, да.
Художник усмехнулся добродушно и включил чайник. В ожидании кипятка с интересом посмотрел на экран монитора и предсказуемо наморщил лоб.
– Странные ракурсы... Не сочтите за критику, – добавил он извиняюще. – Но почему окна?
Я пожала плечами и повторила:
– У всех свои причуды. И пристрастия.
А внутри напряглась. Если художник причастен к этой истории, то может сложить один к одному и получить ведьму, которая сунула свой веснушчатый нос чуть дальше положенного. Проверить же причастность нет никакой возможности, кроме несчастной петрушки (и то, если он – нечисть, а не наблюдатель). А внимательный взгляд исподлобья, понятно, ничем мне не помог.
Закончив свои «чайные» дела, художник удалился, а я проверила на готовность котлеты, в очередной раз изучила свои «окна», выключила плитку и отправилась собираться. Сначала – встречать. А потом... пожалуй, навещу местный архив и узнаю, есть ли там старые планы города. Обычно их с гордостью выставляли на всеобщее обозрение – макетами в краеведческих музеях. Но здесь музеев не было в принципе, ни одного.
На вокзал я шла, как на «прижигание» своего «угля». Собственно, после этой процедуры я и видела обоих своих крестников в последний раз. Кажется, они не раз пытались извиниться. И спустя годы я скрепя сердце, ради Натки, пришла к выводу, что могла бы простить. Найти в себе немного былой любви к обаятельной, беззаботной и смешливой парочке «лисят» и... И простила бы, если бы смирилась с потерей силы. А я с ней смириться не могла. Никак.
...всё случилось как дурацкой байке про пацанов, которые очень любили розыгрыши и звонили пожарным, на ходу сочиняя слезливые истории и провоцируя ложные вызовы. А когда загорелся их дом, никто спасать не приехал. Не поверил очередной шуточке.
Я сдерживала поток воспоминаний, сколько могла, но при виде страшного здания вокзала и мельтешащей стены снега, ощущая скорую встречу, не выдержала. Сдалась. И словно пережила заново. Да, и тогда тоже шел сильный снег...
«Лисята» приехали всего на пару дней: Натке предстояло пройти очередную комиссию и подтвердить право на патент – и на безвредность для людей, на умение сдерживаться. Она страшно нервничала. Так, что сочла за лучшее выслать пацанов и помедитировать в одиночестве, успокоиться, настроиться, выплеснуть лишнюю агрессивную энергию или трансформировать ее в позитивную и созидательную силу. «Лисята», конечно, радостно сбежали. А я не была готова к встрече – заработалась, забыла приготовить поесть. И пошла у них на поводу, когда...
– Лёль, а сделай петлю, – пристал Данька, едва мы вышли из такси, и водитель уехал.
Два часа ночи, снег стеной, народу – никого. А временные петли на них действовали наркотически. «Лисы» – темная нечисть, и моя светлая сила их только щекотала, возбуждала, веселила, не причиняя никакого вреда. После каждой временной петли они, радостные и прибалдевшие, засыпали, как младенцы. И развлечения требовали, как дети подарков, не желая слышать отказа.