Ведьмин путь

А «лис» наблюдал. Выжидал. Затаился в восьмом номере, что я сняла для них с братом, и шевелил губами, считая активированные ловушки. И даже не думал будить меня, как обещал. Или забыл по своей одназадачности, или, хитрый поганец...

– Дань, разбуди меня! – рявкнула я.

Не думала, что он услышит, и не ждала ответа, но...

– Нет, – старший крестник даже не обернулся. – Ты не просто спишь. Ты спрятана. Выгоришь, Лёль. Полезешь вырывать жабры и сгоришь вместе с новым «углем». Совсем. Он слишком мощный. Я помню, какую силу ты излучала до наказания. Сейчас – раза в два больше. Спи. Они до тебя не доберутся, – помолчал и тихо добавил: – Должен остаться кто-то, кто добьет гадов и поможет брату. Спи.

И на минуту показалось, что уснула. Опять короткий полет во тьму – и внезапный нырок обратно. Я соскочила с постели, оглянулась на свое спящее, закутанное в одеяла тело, зачем-то посмотрела на руки... и вздрогнула. Пижонистый пиджак. Рукава белой рубашки. Тонкие пальцы... «рудимента». Черт, а...

Я зло посмотрела по сторонам и поняла, откуда у моего безумия столько знаний – пространство и время были для него не преградами, а помощниками. Я на таком уровне научилась бы работать с ними, разменяв сотню лет, а «рудимент» научился за три года, сам по себе. Время – не ширмы, а динамичный поток: найди нужную точку, отмотай события назад, как ленту в старых кассетах, нажми на паузу и изучи детали. Пространство – не просто слои, а слои изначально прозрачные: никаких стен и преград, никаких шагов и усилий, нереальная видимость всего скрытого сразу.

Запредельные возможности... с одним минусом – отсутствием необходимых знаний для управления процессом той же перемотки времени, и иногда получалось поставить на паузу, а иногда нет. Он мог только наблюдать, считать следы в смятых слоях и делать выводы.

Снова чертыхнувшись, я выскочила в коридор, легко пройдя сквозь стену. Некогда копаться в его памяти и изучать. Нужно помогать. Или хотя бы… посчитать. Узнать точное количество «рыб» и придумать, как вырваться из Данькиного защитного кокона. И я тебе это еще припомню, прохвост...

«Лис» не двигался с места. Сидел на полу по-турецки и дергал за нити, как заправский кукольник. И сейчас я видела то, что прежде скрывалось от моих «непосвященных» глаз, хотя в детстве не раз наблюдала, как Натка, раздевшись по пояс, работала с ловушками, ликвидируя внезапных желающих поохотится на «лису» и ее знания. Оные редко, но случались, и приемная мать с ними не церемонилась. И сыновей обучила защищать себя и свою семью до последней капли силы.

Обнаженный торс Даньки покрывали горящие тьмой символы, и от каждого шли черные, дымящиеся «провода», подключенные к капканам. Едва рядом с ловушкой оказывалась нерасторопная «рыба», как он дергал за «шнур», и капкан активировался – провалом в пол, присоской на стене, липкими щупальцами, падающими с потолка. И, да, будь он старше, лет на тридцать-сорок, он бы в одиночку уделал всю стаю. Если бы не уничтожил, то задержал и обессилил так, что смог бы спокойно дождаться появления тринадцатого дома и уйти, забрав Фильку и заметя следы. Но, к сожалению...

«Рыбы» выкарабкивались. Выстужали потолочные щупальца, замораживали стены и пол, вырываясь из капканов вместе с кирпичной кладкой и плиточной крошкой... с мясом, в прямом смысле этого слова. Оставляя в ловушках части тел, истекая льдисто-черной кровью, зверея после каждой западни. Они их не видели и не понимали, что, где и как искать – «лис» мастерски исказил пространство, вынуждая «рыб» ходить кругами, путая кухню с номером, оказываясь на первом этаже вместо второго. И они попадались, снова и снова.

С каждой использованной ловушкой символ расплывался по Данькиной коже темной гематомой, а «провод» с сухим треском лопался, обрываясь и сгорая до короткого «хвостика». И старший крестник... он словно шерстью обрастал – короткой, жесткой, черной. Сотканной из тьмы, но – лисьей. И у меня возникло подозрение, что прежде Данька только делал вид, что спал или просто ходил во сне. Столько капканов за пару часов не создать даже Натке. А значит, он готовился – едва ли не сразу, как приехал. Не особо верил в Руну и ни минуты не бездействовал. Налепил повсюду заготовок, которые осталось только быстро дополнить.

И я откровенно испугалась. Того, что с ним может случиться, когда кончатся силы. И – того, каким он мог бы стать, добравшись до исконной магии. Сгусток чистой, живой тьмы – злобный, коварный, горящий охотой, неуловимый, непредсказуемый... невероятный. Голые инстинкты и ни капли... души. И со страху подумалось, что, отрезав от источников и научив жить среди людей, в нечисти смогли пробудить... душу. И разум. Наверное. Не знаю. И никогда, надеюсь, не узнаю. Вкус волшебства и могущества сносит крышу не у всех – тот же Семён сохранил рассудок... Но проверять эту теорию на «лисах» я бы никогда не рискнула. И, кстати, о...