Эгле лежала в пустой постели, в пустой квартире, время перевалило за полночь, о сне не могло быть и речи. Где-то сейчас, может быть в эту минуту, Лара превращалась из человека в чудовище, проходя шаг за шагом по условной линии — брошенной на землю нитке, веревке, нарисованной мелом черте. «Придет время умирать — умирайте, придет время оживать — оживайте», Эгле отлично знала, как это происходит.
Она не сумела убедить Мартина, она побоялась ему противоречить. Он сказал: «Как только справишься, примешь вещи как есть, откажешься от мечты — тебе станет легче. И мне станет легче».
Но ведьмам-то легче не станет. И Ларе Заяц не станет легче. Эгле упустила шанс ее спасти. Хотя могла. Была обязана. Это малодушие, Элеонора права, и Виктор, при всем своем цинизме, прав: «Старж-юниор не хочет пачкать руки».
Эгле встала и подошла к окну. Прямые улицы, квадратные газоны, горы в дымке. Музыка в ушах, голоса поют — «по-доброму». Эгле, сама не зная зачем, взобралась коленями на подоконник. Десятый этаж, холодное стекло под щекой. Там, в горах, танцуют столбики тумана…
Повернулся ключ в замке. Эгле спрыгнула с подоконника, торопливо накинула халат поверх пижамы. Из прихожей ощутимо потянуло холодом.
— Мартин?!
Она остановилась в дверях. Мартин медленно, будто в глубокой задумчивости, снял пиджак, аккуратно повесил на вешалку и только потом посмотрел на Эгле:
— Почему ты не сказала, что встречалась с Элеонорой и Виктором?
— Хотела дождаться, пока ты вернешься, — пробормотала Эгле и поняла, что врет и что Мартин чует ложь безошибочно.
Она плотнее запахнула халат:
— Прости. Я не думала, что это настолько… важно.
Он так же медленно прошел в маленькую гостиную, не улыбаясь, указал ей на кресло напротив:
— Давай поговорим.
Эгле села, внутренне похолодев.
— Ты провела тайные переговоры с половиной Совета кураторов, и я узнал об этом последним.
— Это не так. — Эгле посмотрела ему в глаза. — Элеонора попросила меня о встрече, Виктор принудил. Ни одному из них я ничего не обещала.
— Но они тебя убедили. — В его голосе не было вопроса, а только утверждение.
— Нет. — Она снова поняла, что врет, и быстро добавила: — Я ничего не обещала!
— Ты позвонила мне днем. Хотела рассказать?
— Да. — Эгле сжала зубы.
— Почему не стала? Из-за Лары Заяц?
— Да. — Эгле встала, не в силах усидеть на месте. — Потому что ты убил ее своим решением не вмешиваться. Не пытаться. Оставить все как есть. Даже не попробовать ее спасти!
— Всех спасти невозможно, — сказал он сухо. — Я через это прошел, а ты, со своими несбыточными мечтами, сегодня меня подставила.
— Помешала тебе стать Великим Инквизитором?!
Ох, как она пожалела о своих словах. В следующую же секунду, когда увидела его лицо.
— Прости, — сказала быстро. — Но… ты же мне тоже ничего не рассказываешь. Я не понимаю, как ты можешь даже думать… Что скажет Ивга… Ты же всегда все это ненавидел, борьбу за кресло, интриги…
— Не говори, о чем не знаешь, — он ощетинился.
— Да я ничего не знаю! — она уже с трудом сдерживалась. — Я подчиняюсь тебе, принимаю твои решения, сижу под твоим надзором и без твоего ведома не могу ни с кем встретиться! Ты говорил, в мир пришло что-то новое… ты был готов использовать этот шанс… А потом ты просто испугался, Мартин. Решил сделать вид, что ничего не случилось.
— Я испугался, — сказал он медленно. — Я очень испугался, когда ты оказалась в том кабинете, в Вижне. Ты… понимаешь, какой ценой тебя выкупили… у этой своры? Даже не кураторов-упырей… а у вековой инквизиторской традиции?
— А я ненавижу вашу инквизиторскую традицию. Я хочу разрушить вашу инквизиторскую традицию. Я не боюсь ни этих… упырей, ни тюрьмы, я уже вообще ничего не боюсь. Я хочу, чтобы этот проклятый мировой порядок перестал существовать, почему ты не хочешь помочь мне?!
— Ты меня не слышишь, — проговорил он глухо, устало и очень разочарованно.