Запах лозы и хвои. Светлый мир, по яркости схожий с галлюцинацией. Блики на воде, следы узких босых ступней, песок рыжий, глина у берега серая. Зеленая каемка ила. Теплая рука стряхивает муравья с плеча — на страницу учебника.
Девушка в веере брызг. Смех и визг. Беготня по кромке между водой и сушей, головастики на мелководье. Тени на траве, камыши, чей-то поплавок в зарослях. Дюнка ныряет и улыбается из-под воды, как из глубокого зеркала, ее волосы струятся, будто морская трава. Так счастливо. Так безмятежно.
Ему было шестнадцать лет, когда она погибла. Наверное, та девушка научила его любить. И бояться. И сожалеть. Клубок тьмы и света остался от нее на память, согрел и запутал всю его жизнь, и только Ивга сумела разглядеть давний отблеск и вытащить любовь из-под могильной плиты, лежащей на его совести. С тех пор Дюнка отражалась в Ивге — только светом. Только нежностью. Без горечи. Навсегда.
— Клав…
Он сперва почувствовал руку на своем плече и только потом увидел Ивгу. Она стояла рядом, и в глазах был страх. Клавдий в первую секунду не смог понять, чего она испугалась, и на всякий случай быстро огляделся: явной опасности не было. Лужайка, дорожка, старый мангал у стены. Виноград, оплетающий стены, предчувствует скорую весну.
— Ты сидишь третий час, — сказала она шепотом. — И смотришь в одну точку. С таким лицом, как… как…
— Как у покойника?
Он провел рукой по подбородку, почувствовал щетину и удивился. Попытался вспомнить, какой сегодня день недели, не преуспел.
— Не говори так, — сказала она умоляюще.
— Ивга, дружище, я просто отдыхаю. Если ты найдешь зимой лягушку, не спеши ее хоронить, она не сдохла. Она потом отогреется.
— Мартин звонил, — помолчав, сказала Ивга.
— Я рад, что он наконец-то ведет себя как нормальный сын и временами звонит матери. Как у него дела?
— Он очень занят. — Ивга опять помолчала. — Может… ты ему перезвонишь?
— Нет, пожалуй, — сказал Клавдий. — Ему надо быть совершенно автономным… независимым. Самостоятельным. А я захочу давать советы, контролировать, по своему обыкновению… Нет.
— А давай ты встанешь и что-то сделаешь, — Ивга снова коснулась рукой его плеча.
— Конечно, — он улыбнулся. — Я встану и, например, побреюсь. Дай мне еще несколько минут.
— Нет, вставай сейчас. — Она сжала зубы. — Поднимайся. Я не могу на это смотреть, у меня такое чувство, что ты…
Он запнулась. Он принудил себя и встал, и даже почти не покачнулся:
— Нет, не думай так, не пугай себя. Я вовсе не умираю.
Эгле вышла из парикмахерской через полтора часа, с новой стрижкой и ярко-сиреневыми волосами. На нее оглядывались прохожие; Эгле прошагала квартал и столкнулась с зевакой, который тайком пытался ее сфотографировать. Эгле опомнилась, натянула на голову капюшон, надела темные очки и подняла шарф до самого носа.
Она слишком приметна. Скоро не только инквизиторы начнут на нее кидаться, но и прохожие знать в лицо, и папарацци выслеживать. Приходится быть скромнее.
Впереди показался инквизиторский патруль. Эгле почуяла их раньше, чем они ее, и повернула обратно. Впереди обнаружилась еще пара инквизиторов. Эгле свернула в переулок, уверенная, что он сквозной, — и уперлась в решетку, перегораживающую проход в глубине темной каменной арки.
Инквизиторы были уже у входа, и они шли по следу. Эгле сжала зубы, вытащила из внутреннего кармана пластиковую карточку-удостоверение, не оборачиваясь, подняла руки…
— Добрый день, госпожа Эгле Север. Не волнуйтесь, вы в безопасности.
Она медленно обернулась, увидела только силуэт на фоне входа под арку. Лица не видно. Голос знакомый.
— Меня зовут Виктор, — сказал он приветливо. — Вы, конечно, не удивились? Нет?
Начинался дождь. Эгле остановилась перед распахнутой дверцей внедорожника с номерами провинции Бернст:
— Я не сяду к вам в машину.
— Будем мокнуть тогда, — сказал он, внимательно ее разглядывая.
Его взгляд не просто раздевал — препарировал. Если бы Эгле не знала точно, что за интерес она для него представляет, вообразила бы, что инквизитор хочет затащить ее в постель.
Она ниже натянула капюшон:
— Как вы меня выследили?
— Очень просто выследить человека в современном мире, — сказал он с легким снисхождением. — Камеры, точки входа в сеть, банковские карточки…
— Это противозаконно, — сказала Эгле, но голос дрогнул.
— Немножко противозаконно. — Он посмотрел на небо, откуда лениво падали холодные капли. — Элеонора предложила вам покровительство? Она рассчитывает получить марионетку в кресле Великого Инквизитора, а «чистая» инициация на руках — неплохой козырь. Но Элеонора просчиталась, поддержки у нее нет и не будет… Кстати, вы пробовали еще кого-нибудь исцелять? Ладно, не тех, кто вас ненавидит, — но хотя бы равнодушных? Отыскали в себе этот ресурс?
— Я не фокусник и не цирковая обезьянка, — сказала Эгле сквозь зубы.
— Разумеется, — он кивнул. — Давайте все-таки сядем в машину, вам ничего не угрожает. Я ведь не сумасшедший, чтобы враждовать с семейкой Старжей.
— Чего вам от меня надо? — спросила Эгле устало.