Ведьмин смех

– Тебе и не придется. Дело в том, что… – и тогда я начал выдавать ей сам порциями ту информацию, которой располагал. Подъехало такси, мы оказались сначала внутри него, потом внутри аэропорта, а затем на борту самолета. Я все не прекращал говорить, иногда уходя в себя или отвлекаясь на еду. Среда перекочевал с плеча хозяйки на колени, как только мы заняли наши места в бизнес-классе. Его не напугал рокот двигателей и шум турбин. Казалось, он знал что-то такое, о чем не подозревал даже я, – да и все тайное общество Проводников, на которое я работал.

– А если бы я захотела отметить Рождество? Если бы мои родители не колесили сейчас в праздничном туре по Европе? – поинтересовалась Мириам, глядя на вращающуюся по кругу ленту, на которую конвейер выплевывал багаж. Вокруг бушевала лохматая суета аэропорта Чикаго, обернутого в блестящую праздничную фольгу.

– Это далеко не первая моя поездка в канун Рождества, ты удивишься, как часто я сопровождаю людей в праздники. Так что снял бы номер отеля неподалеку от твоего дома и ждал бы, когда ты будешь готова поехать. У меня в распоряжении много времени. Попробовал бы местный трдельник[8], побывал на экскурсии… Слепил бы снеговика. Не делал этого ни разу с шестидесятых годов.

– То есть тебе не двадцать или что-то около того? – осведомилась Мириам, оглядываясь на собравшихся пассажиров нашего рейса.

– Мне семьдесят два. Этот облик юноши мне вернули, когда я согласился стать Сопровождающим. Я родился через год после окончания Второй мировой, – с удовлетворением заявил я.

– А откуда ты знаешь русский язык? Да еще и говоришь совсем без акцента?

– Уж если существуют люди, которые могут воплотить в реальность твои самые светлые надежды, разве не логично ожидать от них знания всех языков мира? – вопросом на вопрос ответил я.

Я выудил с сочленений ленты два своих покачивающихся чемодана, которые радостно катились вместе, как неразлучные близнецы-братья. Мира оттянула ворот объемного свитера крупной вязки, в котором прибыла в Чикаго.

– Слушай, мне бы хотелось переодеться. Вот только я не взяла с собой одежду на смену…

Я замахал руками, показывая: «Не стоит продолжать», и извлек из своего черного чемодана четыре запечатанных прозрачных пакета – один с плотными брюками, другой с джинсами, два других с более легкими бадлонами. Был еще пятый, цветной пакет, куда я заботливо сложил белье и колготки. Когда она приняла вещи, я протянул еще женскую косметичку, в которой было упаковано самое необходимое и даже немного больше.

– Это твой размер, я купил вещи в том молодежном магазине шведской одежды, где ты обычно делаешь покупки. Если не понравится, заглянем в бутики в аэропорту. Можешь переодеться в туалете, а я пока дождусь, когда приедет твой чемодан. Кота сажай мне на плечо.

– Уверена, что понравится, – возразила она. Секунду помедлила, словно собираясь что-то еще сказать, но так и не придумала что и просто двинулась в сторону дамской уборной.

В центре здания аэропорта замер огромный скелет диплодока, расплывшегося в добродушной костяной улыбке. Я заметил, как Мириам с тихим «вау» на ходу задирает голову к потолку, взбираясь взглядом по его гигантским позвонкам. Ненадолго я взглянул с ее точки зрения на все происходящее. Увидел доисторического ящера, достойного Метрополитен-музея, яркую аллею из флагов разных стран и волны света, врывающиеся внутрь через квадратики стекла… А ведь я уже какое-то время не удивлялся новым городам и череде аэропортов. Кажется, эта ее непосредственность вернула мне частичку меня прежнего, радующегося простым мелочам и обращающего внимание на небольшие детали вокруг. Я испытал прилив нежности к этой девушке.

Она остановилась возле моего черного «Мустанга», недоверчиво уставившись на широкое лобовое стекло и покатую крышу, куда-то сквозь свое искаженное отражение. У Миры был такой взор, будто она ненадолго выпала из реальности.

– У меня внутри шевелится не очень хорошее предчувствие, когда я вижу эту машину. Такое «брр», что пробирает озноб. Но в тех осколках грядущего я видела много хорошего, – девушка машинально погладила кота, вцепившегося в ее плечо.

– Это все игры разума, которыми нас завлекает шоссе. Оно тебя проверяет и одновременно предупреждает. Вообще, шоссе 66 – удивительная дорога. Опасная, дерзкая, почти всегда изумляющая. Не все на шоссе хочет тебя убить, встречаются и довольно дружелюбные путники. В общем, ситуация приблизительно такая, как с Австралией, – я покачал головой. – На трассе 66 происходят события, которые больше нигде не могут произойти, и если ты по-настоящему оставил для нее место в своем сердце, то обязательно сюда вернешься. У шоссе черное чувство юмора. Если бы оно вдруг стало человеком, то предстало бы в виде рыжей красавицы с разноцветными глазами, то исчезающей, то появляющейся вновь.

Мира устроилась на переднем сиденье, пересадила кота к себе на колени и с интересом уставилась на мой голубой чемоданчик.

– А то, что ты рассказал мне в полете про всякие диковины, с которыми не расстаешься, – это правда? Они могут от чего-то защитить?