Ведьмин Талисман, или Ловушка для архимага (СИ)

Признаться, я никогда не видел столько счастливых лиц одновременно… Мы проезжали мимо деревень, пашень, лесных сторожек — и всюду нас встречали радостными улыбками. Они не кричали приветствий, не кланялись, даже шляп не снимали перед своим сеньором — они просто замирали на минуту там, где работали и тихо улыбались, провожая нас взглядами. Их лица словно светились изнутри — какой-то особенной радостью, неземным каким-то спокойствием… словно они знали что-то, какую-то высшую, недоступную мне истину и тихо радовались своему знанию — архимаг отсутствующе смотрел куда-то в стену, явно поглощенный вспоминаниями, говорил негромким, мечтательным голосом.

— Признаться, разговаривая с этими людьми, я чувствовал себя суетливым глупцом, потерявшим в мельтешне жизни что-то очень важное… покой, веру в смысл и нужность своего существования… А эти люди — нет, они не сомневались. Каждый из них знал точно, как самую непоколебимую истину бытия, что то, что он делает — жнет ли пшеницу, доит ли корову, варит стряпню — вот именно это самое важное, самое правильное в жизни, важнее нет и не может быть ничего. Все то, что происходит — все правильно.

Знаете, они все были одеты одинаково, очень просто, очень бедно. Даже женщины. Ни у одной хорошенькой крестьяночки в косе я не увидел яркой ленты. Или хотя-бы цветка. Ни бус, ни цветастых платков…

Мы заезжали в деревни. Там не было привычных отдельных изб, окруженных садами, огородом… Длинные деревянные здания, отдельно для холостых, отдельно для супружеских пар, каждая из которых имела свою клетушку, отдельно для детей, няньками которым служили беременные и кормящие женщины. Они же и готовили стряпню на всю деревню.

Я видел молодого парня, который остался без ужина, потому что стоял последним в очереди и кастрюля к его приходу была уже пуста. Он отошел с пустой миской, все так же спокойно, безмятежно улыбаясь. Я спросил его, разве не огорчен он, что остался голоден? «Нет»

— ответил он. «Почему?» Он ответил, посмотрев на меня как на ребенка, задавшего глупый вопрос: «Значит, так было надо, господин».

Проезжая по дороге между полей, я заметил вдалеке крестьянина, который, пытаясь одновременно работать и глазеть на нас, снес себе косой пол-пальца. Он закричал от боли, но, забинтовав палец оторванным подолом рубашки, спокойно продолжил работу. Я спросил его, о чем бы он мечтал в этой жизни. Он долго смотрел на меня, будто не понимая вопроса, наконец ответил «У меня все есть господин».

«Но ведь тебя же мучит боль. Ты потерял палец. Тебе тяжело работать. Разве ты не хочешь, чтобы боль прекратилась?»

Он задумался: «Хочу, господин».

«Почему же ты говоришь, что ни о чем не мечтаешь?»

Он думал долго, наконец решил: «Я мечтаю работать без боли».

«Но ты мог бы вообще не работать. Ты мог бы жить в роскошном дворце, вдоволь есть и пить, иметь слуг, а на тебя бы работали другие»

Он думал еще дольше и сообщил мне, что он хочет работать и ничего больше. Ибо работать

— это хорошо. И по-другому нельзя.

Тогда я сказал ему, что он скоро умрет, чтобы посмотреть на его реакцию. Он промолчал, но я не заметил, чтобы он испугался. Встревожился он, когда я отобрал у него косу и запретил сегодня работать. Долго объяснял мне, что так нельзя, что работать — это правильно, так надо, и даже заплакал «Что же мне еще делать до вечера?» Я спросил, есть ли у него люди, которых он любит. Основательно обдумав, он ответил, что любит всех.

«Но кого-то же сильнее остальных? Жену? Родителей? Детей?»

«Всех люблю — был ответ — и жену, и детей, и старосту, и сеньора, и птичку вон ту…» Он долго перечислял, в общем.

Счастье, внутренняя гармония — они происходят от осознания того, что вот сейчас, в этот самый момент с тобой случается самое лучшее из всего, что могло. И от отсутствия сомнений. Эти люди были действительно счастливы. За всю поездку по имению я увидел только одно несчастное лицо. Какая-то растрепанная женщина из дома на опушке леса бежала за нами и кричала ругательства, пока ее не схватил выбежавший следом старик. Дамиан сказал: «Сумасшедшая» Позже я наведался в тот дом без него, тайно… Я еще не утомил вас рассказом, Яра?

— Нет, что вы…

— Я попытаюсь изложить короче. В доме у леса жил старик с прикованной к постели женой и дочерью, которую он называл сумасшедшей и держал взаперти в отдельной комнате. Церемонный старик, со светскими манерами, знал несколько иностранных языков… По приказанию Дамиана к нему каждый день приходили женщины из ближайшей деревни, помогали убирать дом, приносили еду. Старик, разорившийся помещик, совершенно искренне называл графа своим благодетелем, без помощи которого он бы помер с голоду. Когда я спросил, как вышло, что он утратил свое состояние, он спокойно, не видя никаких противоречий ответил, что переписал его на Дамиана…