Он курил под вытяжкой и смотрел, как дым уносится в отдушину, это было похоже на мировую катастрофу в ускоренном режиме.
Он слышал, как Ивга остановилась в дверях кухни, но не обернулся. Ему нужно было время, чтобы пережить свое решение. Он чувствовал себя ужасно старым; казалось бы, вот ты однажды сделал свой выбор, это было давно. Запаять бы тот выбор в бронзу — но нет, приходится решать заново, подтверждать каждый день…
Ивга подошла и остановилась за спиной. Он чувствовал ее, хотя она не касалась его. Слышал запах. Ощущал тепло кожи. У нее было особое умение стоять рядом, не касаясь. И быть при этом ближе, чем даже в постели.
— Я клянусь жизнью нашего сына, — сказала она шепотом, — что я на твоей стороне.
Спецприемник для неинициированных ведьм принял новых узниц. Помещение было похоже на дешевую гостиницу под усиленной инквизиторской охраной; Мартин сухо объяснил ведьмам, почему они здесь оказались и что их ждет дальше. Он был готов к истерикам и проклятиям — но ведьмы, накануне запуганные цепями, колодками и инквизиторскими подвалами, вздохнули с облегчением и тут же занялись практическими вопросами:
— А работа за нами сохранится эти две недели?
— А за еду отдельно платить не надо?
Мартин в который раз убедился, что в человеческой психологии понимает все еще очень мало и, возможно, ведьмы из Альтицы и ведьмы из той же Вижны — существа с разных планет.
В тот же день его навестил в офисе комиссар Ларри, сияющий, как люстра.
— Я глубоко уважаю людей, — пафосно говорил комиссар, — готовых признавать свои ошибки. Исправлять. Я всегда говорил: эти ваши тихони, «глухарки», опасны не меньше действующих! С теми все понятно, а эти вроде как невинные, и тут же — бах! Кровь ручьем! Шея набок! Если бы Майю Короб посадили под замок, сколько бы людей сейчас жили, а?
Он заметил реакцию Мартина и сменил тон:
— Прости, я ведь это не в укор говорю. Ты все правильно сейчас сделал, их надо запирать, нельзя не запирать. И, заметь, недовольных будет меньше, ты из их рук козыри все повыбьешь. А недовольные, ты знаешь, это социальная база для всякой дряни типа «Новой Инквизиции»… Молчу, молчу!
Он был неплохой человек, но иногда совершенно невыносимый.
Могила Майи Короб была покрыта высохшей травой. Стандартная табличка потускнела. Ни портрета, ни единого цветка. Мартин стоял, глядя в пространство, пока не услышал шаги за спиной.
— Простите, — сказал кладбищенский лум, не старый еще человек в темном осеннем плаще, с непокрытой головой, с внимательными ясными глазами. — Если вам не нужно утешение — я уйду.
Осколок древней традиции, утешитель на кладбище — а на самом деле сторож чужого горя. С древности люди знали, что мертвых надлежит отпускать, иначе навь, приняв их облик, явится к живым.
— Я еще не решил, нужно ли мне утешение, — сказал Мартин.
— Я не настаиваю. — Лум виновато улыбнулся. — Просто я никогда не видел, чтобы кто-то приходил к этой могиле… кроме вас. Она была сирота?
Мартин кивнул.
— Вы ее учитель?
— Я ее убийца, — сказал Мартин.
Лум, в своей жизни повидавший много, растерянно отпрянул:
— Значит, вы Мартин Старж…
Мартин опять кивнул:
— Вы думаете, мне не надо сюда приходить?
— Я думаю, — осторожно сказал лум, — что ее убийца — та ведьма, которая ее инициировала.
— Это философия, — отозвался Мартин. — Простите, мне пора. Возможно, я попрошу об утешении в следующий раз.
Он зашагал к выходу. В воротах кладбища, под черной кованой аркой, его догнал порыв ветра — и пробрал до костей.
В его квартире все напоминало об Эгле: ее тапочки в прихожей. Подушка до сих пор пахла ее духами, на чашке остался еле различимый след помады. Мартин повертел чашку в руках и снова не стал мыть: пусть прикосновение Эгле побудет с ним. До пятницы долгих три дня; непонятно, как он раньше жил без Эгле.
Коротко звякнул дверной звонок. Мартин на секунду подумал, что Эгле услышала его мысли — сорвалась посреди недели и прилетела.
За дверью никого не было. Мартин удивился: в этом доме арендовала квартиры солидная публика, никаких детей, способных на шалости с дверным звонком, он здесь представить не мог. Особенно поздним вечером. Входная дверь в подъезд надежно запиралась.
— Кто там? — спросил он громко.
Сверху, от чердака, потянуло сквозняком. Мартин поднял голову; двумя, а может, тремя этажами выше на лестнице стоял некто, кого Мартин не мог прочитать, определить, — мог только почувствовать на расстоянии.
Ведьма?
— Эгле, ты балуешься, что ли? — спросил он неуверенно. — Спускайся!
Ответа не было. Сквозняк тек по ступенькам, как вода.
Мартин прикрыл дверь квартиры. Сделал шаг вверх по лестнице и остановился, будто ногу приклеили к ступеньке. Нет, он туда не пойдет. Нет, он вернется, запрется, отключит звонок. Ему не часто приходилось испытывать страх, и он поразился, какое же это мерзкое ощущение.