Ведьмин зов

Он вернулся в прихожую и взял из сейфа пистолет. Присоединил магазин. Руки подрагивали. Мартин с удивлением разглядывал дрожащие пальцы; бедные ведьмы. Они это чувствуют всякий раз, когда к ним сворачивает на улице инквизиторский патруль. Человек не должен бы такое чувствовать.

Он запер дверь на ключ. Двинулся вверх по лестнице, держа пистолет в опущенной руке. Существо или явление, которому он не знал названия, поднималось выше, убегало либо заманивало. В доме было девять этажей, выход на чердак заперт. У Мартина ручьем лился пот по спине: теперь расстояние между ними сокращалось. Это была ведьма… но не только. Что-то еще. Он не мог понять.

Инстинкт подсказывал, что дотянуться до нее, проникнуть в сознание, ударить, оглушить — очень плохая идея. Пистолет… был бесполезен, он взял его затем, чтобы справиться со страхом.

Глубоко дыша, неслышно ступая, он поднялся на площадку девятого этажа и посмотрел вверх. На лестнице около чердачной двери стояли ноги в кроссовках. Девичьи. Мартин сделал шаг, еще — и увидел ее лицо.

Школьная форма. Белая блузка. Шейный платок. Бледные щеки, тоскливые испуганные глаза; Майя Короб смотрела на него, прижавшись спиной к запертой чердачной двери.

х х х

— Вы меня сдадите?

Он не сразу смог заговорить: голоса не было. В горле пересохло.

— Сдают чемоданы, — сказал он медленно. — Ты ведь не чемодан?

— Мартин, — сказала она шепотом, будто только сейчас его узнала. — Вы меня теперь… прогоните?

Мертвая ведьма. Инициированная. Мертвая. Вот почему он не мог поначалу понять, кто перед ним.

— Я тебя не звал. — Он осторожно отступил спиной вперед, не выпуская навку из виду.

— Пожалуйста, не прогоняйте. — Она сглотнула, будто живая. Просто девочка, просто ведьма. Несчастная, бледная, напуганная. — Мне больше некуда идти.

— Ты помнишь, кто тебя убил?

— Это не важно. — Она не лукавила, как если бы он спросил ее, какого цвета плитка была в школьном туалете. — Меня никто никогда не жалел, кроме вас. И еще мамы. Но мама давно умерла…

Он спустился на несколько этажей. Постоял, глядя на пистолет в своих руках. Потом вернулся, взял ее за ледяную ладонь и отвел домой.

х х х

Ее инициировала та самая бабка, о которой она ему рассказывала. Майя описывала инициацию как длинный путь по красной нитке — по натянутому канату. На последней части пути канат порвался, Майя упала в пропасть, но потом поднялась снова — будто заново родилась.

Что было потом, она помнила обрывочно. Помнила актовый зал, огонь на своей ладони и Мартина, идущего к ней по проходу между рядами.

— Я прошу прощения, — повторяла она через каждые пару слов. — Я не хотела.

— Ты можешь сейчас зажечь огонь на ладони?

— Нет. Я ничего такого уже не могу… Простите меня.

Сцену в школьной раздевалке она не помнила — но, когда Мартин спросил ее, начала рыдать. Он пересилил себя и погладил ее по плечу:

— Не бойся, я не отдам тебя никаким чугайстерам.

— Они сюда не войдут?

— Пусть попробуют.

Он сел за компьютер и снял маленькую квартиру в двух кварталах:

— У тебя будет свой дом. Я тебя отвезу.

— Я не хочу одна. — Она задрожала.

— Я буду приходить каждый день. Ничего не бойся. Я тебя защищаю.

Всю ночь он не смыкал глаз и еле дождался утра. Она сидела на стуле в кухне, положив руки на колени, иногда подрагивая, будто от холода. Он предложил ей чай, понимая, что это глупо, но она выпила две чашки, и ее бледные щеки порозовели:

— Спасибо. Мне лучше.

— Пойдем. — Он посмотрел на часы. — Там будет хорошо, там никто тебя не обидит…

— Но… они ведь ждут меня во дворе, — прошептала она, отчаянно глядя на него сквозь растрепавшуюся светлую челку. — Они за мной пришли.

х х х

Начинался день: для кого-то курортный, для кого-то рабочий. Парковка под домом наполовину опустела; Мартин выехал сквозь придомовой шлагбаум и тогда увидел их.

Желтый микроавтобус без окон стоял у тротуара. Трое в безрукавках из искусственного меха, с серебряными удостоверениями на шеях прохаживались с гуляющим видом, но, едва завидев машину Мартина, непринужденно преградили дорогу:

— Служба «Чугайстер» провинции Одница. Будьте добры, откройте багажник.

— На каком основании? — Мартин не шелохнулся.

— Тревога по нави.

Старший из тройки ближе подошел к водительскому окну. Уставился на Мартина сквозь стекло — на чугайстере были тонкие очки, меняющие оттенок: то розовые, то желтые, то медовые. Очки странно искажали его взгляд и, наверное, производили на людей гипнотическое впечатление, но Мартин посмотрел в ответ непробиваемо, бетонно, равнодушно:

— Я верховный инквизитор этой провинции. Чтобы обыскивать мою машину, вам понадобится очень веское основание.

Старший чугайстер смотрел еще секунду, потом махнул рукой по направлению к микроавтобусу. Тот отклеился от тротуара и встал поперек дороги перед машиной Мартина.

— Например, такое? — спросил старший чугайстер.

— Мы ведь не станем драться? — Мартин обнажил зубы в улыбке. — Я позвоню в полицию… и своим тоже позвоню. И они приедут.

Старший чугайстер снял очки. У него были умные, внимательные, чуть воспаленные глаза.