Ведьмин зов

Ни пятнышка не было на ее светлом пальто, ни пряди волос не выбилось из-под шляпки. Всматриваясь во что-то, видимое только ей, ведьма улыбалась, молодела на глазах, разглаживались морщины:

— Заново Рожденная Мать сидит на Зеленом Холме и ждет своих детей. Смерти нет. Не тяни с выбором.

Эгле, залитая своей и чужой кровью, сидя на гальке рядом с двумя инквизиторскими трупами, не сразу поняла, где она раньше слышала подобные слова.

х х х

Известие о гибели двух инквизиторов в Однице застало Мартина в аэропорту Вижны. Ради того, чтобы выпустить его самолет на взлетную полосу, задержали регулярные рейсы.

В последние несколько дней Мартин совершал ошибки одну за другой, и мир вокруг разваливался, как посудная лавка, в которой слон раз за разом принимает неверные решения. Отдавая приказ о чрезвычайном положении в Однице — по телефону, — Мартин был почти уверен, что и это ошибка.

Он испытывал странное раздвоение: прекрасно понимая, что девочка-ведьма, которую он привел к себе домой, на самом деле не девочка и не ведьма, а тень, приманка, проекция Майи Короб на его больную совесть, — понимая это, он был уверен, что и второй раз поступил бы точно так же. Всей его инквизиторской подготовки не хватило, чтобы противостоять нави. И Эгле — Эгле, которая пыталась его спасти, — стала жертвой его психоза.

И снова раздвоение: он понимал мотивы Эгле. Простить ее — не мог. Как если бы она отдала мучителям живого настоящего ребенка.

Он точно знал, как это происходило: Майю привезли на полигон службы «Чугайстер». Земля была плотно утрамбована — ни травинки. Майю бросили на землю, сами встали хороводом вокруг — пятеро или шестеро. Ее отца среди них не было. Наверное, другая смена.

Они начали танцевать все вместе, положив руки друг другу на плечи. Как будто запустили по кругу огромную циркулярную пилу, сделанную из темноты и дыма. Черные иглы втыкались в Майю, превращались в нити, тянули и растаскивали ее на части, пока она не истончилась и не вывернулась наизнанку. Осталась пустая оболочка, которую положили в небольшой пакет на молнии. Мартин не понимал, откуда в его голове взялись и картинка, и даже запах фиалок, витающий в воздухе, — возможно, прощальный подарок от Майи Короб.

Телефон Эгле был отключен, Мартин не знал, где она. До сих пор в Однице? Или успела вылететь? Если не успела, ее загребут вместе со всеми.

«Я твоя сестра. Все ведьмы твои сестры». Имели слова какой-то смысл или это предсмертные бредни девочки, которая хотела видеть в Мартине старшего брата? Он скрипнул зубами: Майя, с ее подростковой косметикой, с ее нарядной блузкой и счастливой улыбкой, была привязана к нему совсем не сестринской привязанностью, он это видел и намеренно, мягко держал дистанцию. «Женщина, которая тебя не любит, — не твоя мать»… А вот это, возможно, искаженные мысли самого Мартина, даже не мысли — ощущения, подспудные страхи… Как говорила та флаг-ведьма: «Твоя мать презирает тебя… Ты ее горе, ее клеймо…»

Он вспомнил, какое лицо было у его матери, когда она сказала: «Так допроси меня!»

Он вспомнил, с каким лицом примчался в Одницу его отец, когда ведьма в торговом центре убила Эдгара. Великий Инквизитор что-то знал, но с Мартином делиться не счел нужным. Новые убийства инквизиторов в разных провинциях были согласованны, скоординированны, но Мартин не мог представить, чтобы ведьмы договаривались о таких вещах заранее. Как — по телефону?! Ведьмы — одиночки, они почти никогда не объединяются в команды… разве что во время пришествия ведьмы-матки, но такой случай задокументирован только однажды в истории, и мемуары Атрика Оля — очень, очень ненадежный источник…

Но шесть инквизиторов убиты за один день, в разных концах страны, и, похоже, это только начало. Тогда что происходит?

Ему захотелось немедленно позвонить отцу, но самолет уже заходил на посадку.

х х х

Наступила зимняя ночь — в курортной провинции, но все-таки зимняя. Эгле рысью бежала вдоль берега — пляж в этой части города был темен и пуст. По дороге выше по склону проносились машины, волочили за собой, как хвосты, обрывки музыки. Еще выше светились огни кафе и ресторанов. Еще выше стояло зарево — там, за цепью холмов, затмевал собой звезды курортный город, который никогда не спит, даже зимой.

Заново рожденная мать сидит на Зеленом Холме и ждет своих детей. И она же, по странной случайности, мать Мартина, его настоящая мать. Две инициированные ведьмы, мертвая и живая, повторяют этот текст слово в слово. Допустим, навка просто заговаривала Мартину зубы…

А зачем ей вообще было говорить с ним? Зачем, в худших традициях убийц-неудачников, затевать разговор вместо того, чтобы выстрелить в затылок?!

Может, по плану Майи все должно было выглядеть как несчастный случай? Чистил оружие… Не проверил патронник…

Эгле перешла на шаг, и сразу сделалось холодно. Она устала, болели ноги — спорт, конечно, спортом, но в повседневной жизни она не бегала со спринтерской скоростью на стайерские дистанции. Как далеко она успела уйти за два часа? Судя по тому, что еще не догнали, — достаточно далеко.