Ведьмин зов

Эгле вышла из магазина в пляжных шортах, футболке и куртке с символикой Одницы, в кепке, делавшей ее на десять лет моложе, и с информацией о рейсах автобусов в направлении Вижны. На автовокзал нельзя и носа показывать, но, если поднять руку на трассе, может сработать.

х х х

«Это предательство, Мартин. Ты меня предаешь сейчас».

Он бродил по кабинету во Дворце Инквизиции, и люди в черных плащах смотрели на него с портретов. Все, что он делал в эту ночь — отдавал распоряжения, расставлял патрули и просматривал отчеты, — происходило будто в киселе. Будто в тумане, будто в сиропе.

«Это предательство».

Обыкновенная история. Классическая. Эгле отомстила ему самым диким и непоправимым способом. Эгле больше нет, есть чудовище в ее облике, и виноват в этом Мартин. А ведь он заранее чувствовал, что добром не кончится, когда звонил ей из аэропорта. Когда пытался вызвонить ее много раз, а телефон молчал, отключенный.

О чем он думал там, в своей квартире, когда она оставила ключи и ушла? О Майе Короб, которую уволокли в машину чугайстеры? О матери, которая его презирает, о Великой Ведьме, которая ждет на Зеленом Холме? Только не об Эгле. В тот момент Эгле умерла для него. Она почуяла это, пошла и умерла… совершенно в ее духе. Импульсивно.

Мартин застывал всякий раз, когда ему докладывали о новой пойманной ведьме: он боялся, что Эгле возьмут, что ее притащат во Дворец Инквизиции, что Мартину придется с ней разговаривать — с тем, кем она стала. А больше всего он боялся, что прилетит отец и явится ее допрашивать.

Всего во время рейдов взяли трех действующих: слабые, с неглубоким колодцем, рабочие ведьмы, не способные при всем желании убить инквизитора. Они понятия не имели, что случилось в лодочном ангаре, их там не было. А Эгле была.

«Это предательство, Мартин».

Если она таким образом хотела его наказать… Да, она преуспела.

Два инквизитора убиты в Ридне, два в Однице, по одному в Бернсте и Альтице. «Твоя мать презирает тебя». «Твоя мать сидит на Зеленом Холме…»

Среди задержанных «глухих» Эгле тоже не было. Может ли быть, что она ускользнула от патрулей и успела покинуть провинцию Одница?

Он вошел в базу зарегистрированных ведьм. Эгле была на контроле две недели назад; ее участкового звали Эрлин Гор, тридцать третий инквизиторский участок города Вижна. Мартин позвонил ему официально — через референта.

Часть четвертая

На автовокзале в Вижне ее остановил патруль. Здесь чувствовалось напряжение, но не было разлитой в воздухе истерики, как в Однице.

— Вам не жарко? — саркастически спросил пожилой инквизитор, кинув взгляд на ее шорты.

Тот, что помоложе, разглядывал картинки на трикотажной куртке: «Одница — солнечный берег». Эгле похолодела.

— Что вы делали в Однице? — спросил пожилой.

— Проведывала любовника, — сказала Эгле. — Но мы расстались. Я… немного не в себе.

Они переглянулись — ее искренность достигла цели. Пожилой со вздохом вернул свидетельство:

— Бывает. Люди расстаются, снова сходятся… Удачи.

До дома она доехала на такси. Вошла и упала на диван; ее рабочий кабинет был увешан самодельными постерами: много портретов Мартина, задумчивого, веселого, жесткого, дурашливого, в рубашке и без рубашки, в пляжном полотенце, в камзоле с кружевным воротником. Эгле, застонав, поднялась и стала обрывать тяжелые листы, они были плотные, глянцевые, они не желали рваться, они, кажется, цеплялись за стены…

А потом она увидела мигающий огонек автоответчика на домашнем телефоне.

х х х

— Я вам звоню весь день! С утра! Вы что, не знаете, что происходит?!

Ее инквизитор был небольшим, круглым, неопасным с виду человеком лет пятидесяти, Эгле привыкла считать его кем-то вроде дальнего начальства, докучливого, но в целом безвредного. Сейчас он был так взвинчен, что Эгле почувствовала колющую боль в висках и затылке. А защитного экрана, как у Мартина в кабинете, в виженском офисе предусмотрено не было.

— Я готов был объявлять вас в розыск!

— С каких пор за разбитый телефон объявляют в розыск?

Иглы втыкались все глубже в виски. Эгле говорила, не разжимая зубов.

Инквизитор одумался:

— Вы же знаете, что творится, — сказал тоном ниже. — В четырех провинциях чрезвычайное положение… Вы были в Однице? Вы знаете, что там?!

Он потянулся к пластиковому телефону на длинном шнуре, по виду — своему ровеснику. Набрал номер, сверяясь с запиской на столе. Заговорил совсем другим голосом, торопливо, даже угодливо:

— Она передо мной. Нет, не инициирована. Да, говорит, что приехала сегодня, разбился телефон… что?!

Он удивленно посмотрел на Эгле, потом на трубку. Поманил Эгле пальцем. Эгле подошла к его столу, стараясь не морщиться от боли. Гор протянул ей трубку.

— Алло, — глухо сказала Эгле, уже зная, с кем будет говорить.

В трубке было тихо. Секунда за секундой. Страшно длинная пауза. Что он, язык проглотил?!

х х х

У Мартина отнялся язык. Он не верил до последней секунды, не верил, что услышит ее голос, думал, это ошибка.

— Алло! — повторила она громче. — Я не инициирована и ни в чем не виновата!