Ведьмина доля (СИ)

Я внутренне застонала «не хочу-у-у!» и закусила губу, сдерживая кашель. Опять духота, стены и отвратительные мысли… Серое трехэтажное здание пансионата, окруженное кованой оградой, черными скелетами деревьев и оранжевыми фонарями, вызвало приступ ненависти. И безумного желания разжечь «уголь», забрать у наблюдателя управление ковром и свалить подальше. Но… Но.

«Высадив» меня на подоконнике, Гоша решил «потренироваться еще пару минут» и, виляя задом, зигзагом полетел вдоль стены. Я с завистью посмотрела ему вслед и хлопнула оконной створкой. Выдохнула, велела себе терпеть, включила чайник и отправилась греться в душ. И там наконец поняла, чем напугала наблюдателя. Синяя радужка, поглотив белок и сжав зрачок до крошечной точки, отсвечивала тусклым зеркалом. Я зажмурилась и часто-часто задышала, успокаиваясь. Похоже, мой зародыш-«жучок», напившись бесовой силы, дал «росток», и спящая тьма ему показываться не мешает… И надо учиться себя контролировать, теперь — еще серьезнее.

Гоша вернулся минут через двадцать, довольный и румяный. И не один, а с пакетами фруктов и сладостей. Снял куртку, разулся и удалился мыть руки. Я, уже переодевшись в пижаму и пригревшись в постели, неожиданно для себя атаковала шоколад. Никогда особо сладкое не любила, но после сплошных бульонов, жидких кашек и банановых пюре…

— Но лучше бы не фрукты, а мясо? — он налил чаю, сел на стул и добродушно подмигнул.

Посмотрела на него грустно и с ожесточением впилась в апельсин. Цитрусовый сок драл горло, но и черт с ним… Наблюдатель улыбался, очевидно развлекаясь. Да-да, бумеранги существуют, и мне то допросом за допрос Аспида прилетает, то за мясо курицы… Апельсины кончились, не успев начаться, и я взялась за мандарины. В палате запахло Новым годом и стало уютнее.

— Аппетит рассказами не испорчу? — Гоша утянул из пакета мандарин.

Я отрицательно мотнула головой. Сидя по-турецки на одеяле в окружении пахучих шкурок, напитанная свежим воздухом, я уплетала мандарин за мандарином и чувствовала себя почти счастливой. Почему-то подумалось, что никто кроме наблюдателя не рискнул пойти против врачей, больничного режима и диеты и не накормил несчастную голодную меня. И не выгулял. Все придерживались правил. Отводили глаза — ага, смотреть больно — и норовили удрать. И только он смотрел, пусть сочувственно и с жалостью, и явно не спешил уходить. И это казалось… неправильным. Должно же быть наоборот. Ведь кто я ему? То ли помощь, то ли проблема, знакомая в лучшем случае месяца полтора… Может, ему что-то… надо? А ведь, кстати…

— Как тебе… без мыслеформы?

— Ты нарочно разговор в сторону уводишь? — ночной гость хмыкнул, глянул внимательно и ровно сказал: — Нормально. Думал, будет хуже, но обошлось. Она меня не меняла, только сидела навязчивой идеей и нагоняла кошмары. Ушла — и я наконец выспался, — помолчал, сосредоточенно уминая мандарин, и добавил: — И теперь думаю, дальше делать. Мелкие наблюдательские проекты уже не то рядом с загадками века, — пояснил с улыбкой и небрежно закончил: — Да и не наблюдатель я.

Я едва не выронила мандарин.

— Как так? — и уставилась на него недоверчиво. — А… допросные штуки? А…

— Бэ, — Гоша ухмыльнулся и утянул второй мандарин, опустив взгляд и занявшись чисткой. — Дражайший сводный братец меня сначала отстранил, а потом и уволил, когда сообразил, что мы преследуем разные цели, и я хочу сделать то, о чем твердила мыслеформа, — уничтожить бесов алтарь, закрыть тюрьму и вернуть Пламя. То есть то, ради чего, собственно, и алтарь строили. И — ликвидировать последнюю знающую ведьму. Последнюю помнящую. Уволил, разумеется, из лучших побуждений, чтобы держался подальше от этой истории — с его слов. А он… — выдох, — хотел Пламя, Уля. Начитался сказок и исходил завистью к ведьмам. Как исходит большинство магов-мужчин, если ты не знаешь. Если не Пламя, то хотя бы «уголь» хочет каждый третий.

— У мужчин «уголь»… — начала авторитетно.

— Есть, — он дожевал мандарин, закатал левый рукав свитера и пододвинулся к постели, сев боком.

Я подалась вперед. На локтевом сгибе, под смуглой кожей… что-то было. Я, не спрашивая разрешения, прощупала, пережала вену, посчитав до трех, и на коже проступил знак. Темные искры закручивались спиралью, порождая слабые волны силы. Очень слабые, едва ощутимые. И если это и «уголь», то какой-то… не такой.

— Не понимаю… — растерянно нахмурилась. — Откуда?..

— Из-за этого, — Гоша кивнул, — и истребляли колдунов прошлого косяками. В наших легендах говорилось, что «уголь» у мужчин — редкая врожденная способность, но на самом деле… Кровь одержимых плюс жертвы с кровью одержимых иногда — в одном случае из ста — дают такой результат. И есть те, кого такие сказки сводят с ума. Твой призрак, Жорик, имел «уголь». И за этого его и убили. Он убил слишком многих, чтобы заполучить желаемое.

Жорик… Сердце кольнуло болью — всё равно, несмотря на правдивые слова. Меня он спасал, а на остальное наплевать. Я в прошлом не живу.

— А смысл… в нем? — я снова прощупала знак.