— «Уголь» и заклинательский дар получал один из ста, и, конечно же, претендент был не из нижних чинов. Однако летучий «уголь» жертвы не поддавался контролю, и он сам выбирал носителя. Иногда — из наблюдательской верхушки, но чаще подселялся, к кому придется. Последним рассказывали сказки о врожденном даре и пристраивали к делу. Либо с нечистью воевать, либо… к жертвенному. И так продолжалось, пока не появилась Раяна.
Я отвлеклась от чая и заинтересованно подняла брови.
— Да-да, она слила всех — единственная уцелевшая и очень обиженная — и из-за смерти подруг и учительницы, и из-за «собственной». Она предала эту грязную историю огласке, и заклинатели — из тех, кто не знал, — ушли к ведьмам, а ведьмы… очень разозлились. И если бы не тюрьма, быть бы войне. Но судьба решила иначе. Пламя потухло, тюрьма явилась, и оттуда хлынула нечисть, от которой досталось всем. И тогда же был заключен первый договор: ведьмы бдят за тюрьмой, а наблюдатели закрывают алтари и забывают об «угольных» сказках. И ведьмы лично уничтожали алтари и вычищали архивы. Тюрьма пугала не только тем, тем, что, «уходя», по-прежнему копила агрессивную нечисть, но и тем, что обещала вернуться. А хуфию может сотворить только ведьма, как и настроить ее на «тюремную» работу.
— Заклинательский «уголь» летуч? — уточнила я, грея руки о горячую кружку.
— Да, и наследуется как мужчинами, так и женщинами. Историю появления их дара замяли и сделали вид, что забыли. Собственно, и замять, и забыть было нетрудно — тюремная нечисть забрала многих сопричастных. Но одна ведьма не забыла.
— Которая использовала знания в своих целях?
— Сначала — да. Ей нужно было Пламя, и она возродила один из алтарей, опять использовав тех же самых бесов по прямому назначению.
— Один из?.. — я наконец обратила внимание на этот момент. — Да вас, в смысле, наблюдателей… — и меня затрясло. Чай выплеснулся на одеяло.
— Совершенно с тобой согласен, — поддержал Гоша. — Однако вернемся к Раяне. Она была одержима мыслеформой, Уля, вот откуда у нее взялось Пламя — свое собственное, из тринадцатой сферы. Первые жертвы шли на алтарь добровольно — с желанием вернуть Пламя, и она эту мыслеформу зацепила. И продолжила прикрытый проект, но убивала уже не добровольцев.
— А потом… появился ты? — спросила я тихо.
— Да, дернул черт найти эту проклятую ключ-карту, — он поморщился. — И рассказать о ней, кому не следовало. Раяну нашли и… договорились. И не только об «угле». Но и Пламени из тюрьмы. Она уже была Верховной и всё знала через коллективную память. И обещала. Ей не мешают работать, прикрывают со всех сторон в ожидании тюрьмы, выдают хуфий стародавних, а она добывает оттуда Пламя и делится. Да только вряд ли мое начальство удовлетворилось бы дележкой. Им невыгодно было возрождение истинных Верховных, особенно неподконтрольных. А вот покупать за Пламя ведьм и ставить в Круги своих…
— А… тетя Фиса? — уточнила я нерешительно.
— А Анфисе Никифоровне пообещали не трогать вас, необычных и дефективных — основу Круга, если она не выпустит тюрьму и нечисть в мир живых. Никому не хотелось очередного повторения истории, Уля. Всё должно было закончиться там, — Гоша встал, прошелся по палате и остановился у окна. Помолчал и повернулся ко мне: — И Анфиса Никифоровна согласилась, дополнительно затребовав нескольких хуфий. Пламя наблюдателям она отдавать не собиралась.
Очевидно Барыня показала нам разное. Ему — ритуал, а мне…
— Зачем Раяне нужна была… моя хуфия? — я отставила кружку и села, скрестив ноги и натянув на плечи одеяло. — Их… всё же не хватало?
— Нет, хватало, и хуфия, которую я нашел в ее логове… это был «аванс» от братца. Готовый и «озадаченный». Она творила мертвого проводника. Знания из коллективной памяти разнятся — Пламя тринадцатой сферы слабее, чем истинное, переданное в артефакте последней Верховной-стародавней. Раяна знала о ключе, зеркале и камне, но вот ритуал от нее был сокрыт. Хуфия творилась для задач проводника. А остальных хуфий должен был привести лично… шеф, чтобы и посмотреть, и поучаствовать, и забрать. Но не сложилось, — и бывший наблюдатель странно улыбнулся. — Не успел. Однако, — и, подойдя, присел на корточки, весело прищурился: — у вас с тетей семейная тенденция — вмешиваться в чужие дела. Ролью зеркала она едва не сломала все мои планы.
Я не смутилась, хрипло заявив:
— И… к лучшему!
— Пожалуй, — он кивнул. — Все хорошо, что хорошо закончилось. Лишь бы… закончилось, — и встал, подхватив с одеяла мою кружку.
— Думаешь… нет? — мне стало не по себе. — Думаешь, после огласки… найдутся те… кто захочет большего, чем дала природа?