И как же всё это нереально… Но, как говаривала Изольда Дмитриевна, если ты чего-то не знаешь, это не значит, что «чего-то» не существует. А у меня есть дурное свойство не верить в существование того, что нельзя увидеть, унюхать, потрогать или ощутить инстинктивно. Или хотя бы вдохнуть. И если тюрьму я худо-бедно ощущаю, то с ведьмой… загвоздка. Да, хуфия прицепилась, потому что живой ведьму чует, но ощущений нежити и догадок наблюдателя мне недостаточно. Убедиться бы лично. Для начала.
Я поправила одеяло и встала. С ума сойду с этими загадками и предположениями… И черта с два усну.
В окно поскреблись, и я невольно вздрогнула, обернулась. А это всего лишь Кыс. Стоял на балконе в одних поношенных трениках, босой и взъерошенный.
— Давно мы с тобой, Улька, по крышам не гуляли, — сказал вместо приветствия, когда я вышла на балкон и притворила дверь. — Пойдешь?
— Что-то случилось? — я напряглась.
— А должно? — Кыс меланхолично «лопнул» жвачным пузырем. — Хватит одни пакости чуять, ведьма. Рехнешься же. Пошли гулять.
Я улыбнулась. Обожаю нечисть за то, что она пробуждает желание действовать и жить дальше… И плевать на усталость и опасности. Волков бояться — в лес не ходить, а бояться смерти — не жить. Справлюсь. Выживу. Я дурная — и везучая.
— Пошли.
Крыши. Высота. Открытое пространство. И воздух. Бездна силы. И переодеваться не буду. Ночь теплая, ясная. И одинокая до звенящей тишины.
А потом — спать. Но сейчас — перезагрузиться. Чтобы решить. Голова гудела, но мысли не отпускали. Как делить ведьму? В лодке-то мы с наблюдателем в одной, да только задницы у нас разные. Мыслеформа не убивает, в отличие от хуфии. Которая жаждет убить сама, и просто осознания смерти виновной ей явно будет мало. А наблюдатели вряд ли ликвидируют ведьму прежде, чем вывернут ее наизнанку и докопаются до всех тайн.
А вот и не подерёмся?
Часть 3: Тринадцатая сфера
Глава 1
Я шла по улице в крайне дурном настроении. Погода вновь радовала ясным небом и ярким солнцем, осень горела теплым золотом, а на душе было погано до чрезвычайности. Жорик, найдя наконец подходящее «доброе дело», перевозбудился и так меня достал… Никому нельзя показывать свою слабость. Раз подпустишь близко — сразу решат, что имеют право лезть в твою судьбу и указывать, что делать.
Расстегнув куртку, я пошла через детскую площадку по диагонали, срезая путь. Ангелина жила в трех остановках от моего дома, и с утра я засобиралась к ней, прихватив ошейник хуфии. И, балда, объяснила Жорику, что к чему.
— Ты летуну-то скажи, шо нежить вытворила, чем пригрозила, — посоветовал дух озабоченно, едва я позавтракала. — Одно дело ж делаете.
— Угу, как лебедь, рак и щука, — отозвалась я иронично, собирая мусор. — Дело-то одно, только направления и задачи у нас разные.
— Пущай разные, — согласился он и сунул мне в сумку какую-то папку — дескать, изучишь по дороге. — Но неужто у него сердца нет, неужто не поймет, шо тебе важнее ведьму-то… тогокнуть?
Я весело хмыкнула, обуваясь:
— Сердце? У наблюдателя? Нет, Жор, нет у них ни сердца, ни совести. Только работа. То есть ведьмы, которые должны вести себя смирно, спасая и не убивая. С тех пор, как ты умер, немногое изменилось. Нас
— В России средневековой охоты на ведьм не было, — авторитетно заметил Жорик.
— Зато с некоторых пор у нас полюбили перенимать прогрессивный опыт «цивилизованных» стран, — парировала я.
— Но тебе костер же не запалили. Ни за «скорпионов», ни за…
— Это дело времени, — перебила резко. — Как только он доберется до ведьмы, всё встанет на свои места. И я буду последней дурой, если дам наблюдателю такой козырь для манипуляций. Пусть считает, что я из интереса помогаю, а не из острой нужды. Сейчас я за помощь хоть какие-то ответы могу из него выбить. В нужде со мной считаться не будут. Дело превыше всего.
Я взяла пенку и навела кудри. Жорик смотрел на меня из кухонного дверного проема, и коридорное зеркало отражало его крайне неодобрительную мину.
— А ежели пойти с другого пути? — начал призрак осторожно. — Уля, он же мужчина, а ты — симпатичная де…
Я резко повернулась и швырнула в него расческой, опережая призывы рассудка к терпению. Он дернулся, ловя «снаряд», и открыл рот для возмущенной нотации, но опоздал.
— Жор, ни слова больше! — процедила угрожающе. — Чтобы я не слышала ни одного слова на эту тему! Знаешь, сколько таких, как я, попавших в западню, сдавались, продавались и отдавались, верили наблюдателям, пахали на них всю жизнь, а потом всё равно шли на костер? Меняются времена и нравы, но не люди.
Дух, нахохлившись, обиженно молчал. Я вытерла липкие ладони салфеткой и продолжила: