Ведьмина поляна

Максим попытался отвечать на вопросы максимально просто, но слушатели запутались в нюансах «образовательного болота» и прочих российских терминах, что расстроило больше ответчика, чем росичей. Любава поняла это и что-то объяснила брату, после чего он перешёл на другую тему: парня заинтересовала причина гибридной войны России с Западом. Но и эта тема требовала большего словарного запаса, чем владели обе стороны. Видя это, Любава повернулась к брату и сказала:

– Спытай останне и пойдзимо, позна ужо.

Малята заговорил, сестра перевела, Максим задумался, потому что вопрос оказался щекотливым, с подковыркой.

– Почему вы, русские, такие? – спросил молодой человек.

– Какие? – не понял Максим.

– Слишком независимые? Ведь вам жить было бы легче, согласись вы на предложения соседей.

– Есть вещи, какие невозможно простить никому, – наконец твёрдо сформулировал Жаров. – Например, жестокость фашистов к пленным, что немецких, что украинских. И вопрос надо ставить иначе, шире: почему кто-то в мире должен подчиняться тем, кто тебя ненавидит и не считает за человека? Мы не такие, как все! И вы не такие. Вам повезло уйти от ветви разума, исповедующей насилие, ложь, обман и злобу, нам – нет! Мы живём в мире, где главенствует конкуренция во всём, где бизнес, власть, деньги и предательство превыше добра и справедливости! Вот и приходится сражаться с вирусами психического рака, олицетворёнными в жутких государствах типа Великобритании и США, за свободу и независимость ради возможности остаться людьми.

В номере стало тихо.

Неизвестно, как глубоко брат и сестра, жители Роси, вникли в речь гостя из России, но говорил он горячо, и слушали его внимательно. Любава посматривала на Максима с любопытством, удивлённая экспрессией и тоном человека, возраст которого был ещё далёк от философского. Малята хмурил густые брови, силясь понять смысл слов, которых он не знал. Поэтому парню потребовалось проявить большую сообразительность, нежели сестре, чтобы оставаться на том же уровне восприятия.

Как стало понятно чуть позже, судя по его вопросу, слова Максима он понял по-своему.

– Всё-таки кого ты больше не любишь из своих соотечественников? – спросил он (в переводе Любавы).

Максим смущённо поёрзал на мягком диване, сообразив, что слишком увлёкся критикой властей государства, опираясь на пылкие речи её оппонентов и мнение отца, члена компартии. Но отступать было некуда, и он признался:

– Не люблю чиновников! Однако гораздо больше чиновников, подчиняющихся закону личной выгоды, презираю среду, создающую их и так называемых кумиров молодёжи. В первую очередь это дельцы ТиВи, соцсетей интернета и мелкие служащие на побегушках у миллиардеров, особенно – облизывающие сапоги властных господ Министерства культуры, которые вопреки канонам народных традиций и предпочтений используют тупых блогеров и ещё более тупых «звёзд эстрады» для оболванивания народа. Вот их бы я…

– Знышчув!

Максим помотал головой.

– Нет, я не нацист и не убийца, достаточно изолировать всю эту свору прожигателей жизни и её владык, сослав их на необитаемый остров. Хорошо бы – на тепуй вроде вашего. Ох и посмотрел бы, как они жрут друг друга!

– Нас никто не изолировал. Рось откололась от Гипербореи случайно.

– А пиндосов и бриттов я бы изолировал так, чтобы они никогда никому не мешали жить. Если честно, я вам завидую. Судя по вашему образу жизни, вы наше будущее. Я был бы не против стать гражданином Роси.

– Так в чём же дело? Многие ходоки за Грань из России остались жить с нами.

– Подумаю, – улыбнулся Максим.

– Будем рады.

– Отлично!

Малята встал.

– Умени трэба сустрэцца з Саснорай. Дабрынач.

Щёлкнула дверь.

Оставшиеся в номере посмотрели друг на друга.

Будь Максим дома, в Брянске, он, не будучи ханжой, вполне мог бы намекнуть Любаве на возможность продолжить встречу до утра, но, во-первых, его чувства к девушке были выше, а во-вторых, в глазах росиянки блеснул знакомый лукавый огонёк, и мысль пугливо порхнула прочь.

– Проводить? – с готовностью спросил он.

Любава рассмеялась, гибко вскакивая.

– Адпачивай, раница вырашым, шо робыц дали. У цабе ёси плани?

– Нет! – поспешно сказал он.

– Ми трэбы наведац атрад в надие, заутра у навчани удивае молоди дружины, хачу взяц у свой парад. Дарэчи, можа ишо раз заехац у Клетню, дзе живе Хорос.

– А по-русски? Голова плохо соображает.

– Я говору – можа ещё раз заехац к Хоросу. Ты хотив з ним погутарить.

– Отличная мысль!

Двух слов для выражения своих чувств показалось мало, и Максим добавил:

– Спасибо!

Любава поймала взгляд гостя, брошенный на её губы, снова засмеялась и скрылась за дверью. Из коридора донёсся её голос:

– Дабрынач!

* * *

Выехали из Микоростеня примерно в девять часов утра (по оценке Максима).

Малята остался в столице, заявив, что к вечеру будет в Хлумани.

Любава, зная, что гость из России не владеет конной ездой, выбрала для поездки знакомую трёхколёсную «карету» с открытым верхом – трикол, как её называли местные жители. Сопровождали её два рослых дружинника на мощных клюварах, бегающих почти с такой же скоростью и грацией, как настоящие лошади.