Ведьмино колечко

Я будто оглохла. Как же так? И ведь что-то меня цепляло в этом разговоре с ним. Что? Он же простой как веник был, а сегодня разговаривал культурно: истерия, расстройство детской психики…

Очнулась я, когда бабушка с силой сжала мое плечо:

– Сейчас Тоня с Сашей на комбинат на экскурсию с Толиком поедут, а ты поспи.

Когда Тоня с Сашей пошли к воротам, где их ожидала машина Толика, бабушка крестила их вслед. Что за притча, все в религию ударились!

Я думала, не засну после всего этого. Однако отключилась почти сразу. Вроде бы, что-то говорила надо мной Людмила, потом бабушка на нее шикнула. Ничего не снилось. Проснулась только к ужину.

За столом, накрытым во дворе, сидело двенадцать человек. Пришли с работы мальчики, пришли в гости Сима с Кристиной и Алла с мужем. Возбужденная Сашенька трещала без умолку, и мне приходилось то и дело ее одергивать. И все равно волнение Тони бросилось в глаза. Это вскоре объяснилось: она объявила, что возвращается в Утятин. Я наблюдала за реакцией родных. Сестры были рады (кроме Людмилы, которая поджала губы), мальчики тоже отнеслись к этому с одобрением. Вот почему бабушка крестила их вслед! Тоня ходила договариваться о работе на комбинате.

Вечером, с трудом угомонив Сашеньку, мы долго разговаривали с Тоней. Но сначала отношения с сестрой пыталась выяснить Людмила. Тоня ей сказала: главное, что нужно помогать деньгами Кузе; с наемной квартирой ничего не отложишь, а тут родительский дом пустует. Людмила возмущалась: зачем ты ушла на квартиру, у нас места на всех хватит! В старости хочется иметь свой угол, отвечала ей младшая сестра. Мать будет тобой командовать, нападала Людмила. Как и ты, не выдержала наконец-то Тоня, и Людмила хлопнула дверью. Да, с матерью ей будет жизнь не сахар, сказала мне Тоня, но от нее команды воспринимаются все же легче, чем от сестры. Да и старенькая она, хоть и хорохорится, присмотр за ней нужен. И Кузя после университета будет устраиваться либо в столице, либо в каком-нибудь наукограде, так что нет смысла держаться за их хоть и большой, но промышленный город, где академической науке места нет. А что Тоня испытала за два месяца, живя с Людмилой и Павлом, пока не сняла квартиру! Бедный Жорка! И как ей больно за то, что они не уберегли меня от этой долбёжки!

– Ладно, Тоня, что вспоминать об ошибках 25-летней давности! Спи, поздно уже.

Мне не спалось, и я пошла в зал, где бормотал телевизор. Бабушка на экран не смотрела, считая петли на своем вязании. Когда я вошла, она отложила вязание и сказала:

– Ну что, все с тобой поговорили? Садись, теперь я спрошу. Правда, что ль, Людмила больная?

– Жорка сказал? Ба, неужели ты не знала?

– Значит, правда… Наташа, я же с ней 17 лет, считай, не виделась!

– А мне кажется, она всегда была больная. Во всяком случае, с тех пор, как я ее знаю.

– Господи, грех-то какой! Нет, ну была она истеричная, особенно в переходном возрасте. Но сумасшествия я в ней не замечала. Что врачи-то говорят?

– Мне не докладывали. Один раз Жорик в Питере затащил ее к психиатру. Больше, мне кажется, никто ее не лечил. Могу поставить диагноз по аналогии. У меня были знакомые дамы с диагнозом маниакально-депрессивный психоз. Что-то очень похожее у нее. Болезнь циклична, обострение два раза в год, осенью и весной. Начинается с маниакальной фазы. Мы с папой называли это «на метле полетать». Цепляется ко всем, поучает, ищет что-то обидное в чужих словах, кричит, оскорбляет. Ей становится немного легче, когда кого-нибудь доведет. Я первое время плакала, когда она ругалась. Потом поняла, что ей это приятно, и перестала. Еще один урок усвоила чуть позже: не просить у нее ничего. Если попросишь, она обязательно поступит наоборот, даже если просьба разумна. Я мечтала о коньках и самокате, поэтому их у меня никогда не было. Зато в моей комнате был угол, в котором пылилось с десятка полтора кукол, в которые я и маленькой не играла, а уж школьницей и подавно, ты же знаешь! Уже подростком я научилась ее болезнью пользоваться. Например, в последний год перед отъездом, помню, в моде были черные джинсы. Ну, умирала я, как мне хотелось появиться в них на вечере в школе! Если папу попросить купить, надо потом эти джинсы от мамы прятать, иначе она их порвет или порежет и папе скандал закатит. Было уже такое… Вот я и говорю как-то ей… по улице мы шли и встретили мою одноклассницу… а я Людмиле говорю: ужас какой эти черные джинсы, как спецовка. То ли дело традиционные. Нипочем такие не надену. На следующий день она мне их купила: ты толстая, а черное стройнит. Я померила – велики. Говорю, как мне их не хотелось, так и не подошли. Она не поленилась, бегала обменивать.

– И так два раза в год? А долго?

– Ну, по-разному. Месяц, наверное. Заканчивается большой истерикой. Тогда она уже понимает: что-то не то. Ищет болезнь, но не в душе, а в теле. Хватается за сердце, за печень, за что-нибудь, короче, что лечить можно. Прощается со всеми, всех прощает, на процедуры ходит. И наступает благословенная ремиссия… до следующего обострения.

– А муж-то как… что один, что другой?