– Есть! – Егор Петрович отер лоснившуюся от влаги лысину. – Откупорили сундучок! Глянуть бы теперича, что в нем запрятано… гхы, гхы!
Провал, однако, был не настолько широк, чтобы в него мог въехать наш Царь-танк. Пока мы раздумывали, как поступить, в утробе горы что-то зафырчало, заворочалось, и на свет выкатилась облицованная бронированными листами каракатица. Она передвигалась на одной широкой гусенице, крутившейся на трех или четырех барабанах. Подробности конструкции я не разобрал – точка обзора у меня была не самой удобной. Высота каракатицы не превышала полутора метров, и сверху мы могли видеть только часть сварного корпуса с торчащим оттуда пулеметом.
– Это еще что за чудо-юдо? – помрачнел Егор Петрович и поспешил снова зарядить раскалившуюся от стрельбы пушку.
Я затруднился с ответом, но тут блеснул эрудицией Тимофей:
– Это вездеход. Или танкетка – называйте как хотите. Был такой инженер Пороховщиков, мы с ним немного приятельствовали… Хр-руп! Он разработал эту машину в начале войны, то есть примерно в те же годы, что и Лебеденко свой Царь-танк. Получил финансирование от военного министерства, построил один или два образца, но на поток его изобретение так и не поставили.
Ничего себе! Один похороненный проект против другого. Чистый сюрреализм, как сказал бы новомодный испанский живописец. Два призрака давно завершившейся войны, которым полагалось в едином строю сражаться с общим захватчиком, теперь сойдутся друг с другом…
Егор Петрович отнесся к предстоящей битве с пренебрежением:
– Да мы эту шмакодявку, как клопа в онучах, раздавим!
Эк разобрало дедушку! Вспомнил боевую молодость, даже за поясницу хвататься перестал…
Но не рановато ли он победу празднует? Танкетка и в самом деле смотрелась шмакодявкой по сравнению с нашим слонопотамом: маленькая букашка, сновавшая где-то внизу. Однако у нее имелось неоспоримое преимущество – маневренность. Егор Петрович, припав к пушечному лафету, пытался навести на нее ствол, но она проскочила меж колес и оказалась у нас под брюшиной, вне зоны досягаемости снарядов.
Это было неприятно, Тимофей дернул рычаги, танк дал задний ход, но в то же мгновение раздался хряск и рубка накренилась вправо. Меня прошиб холодный пот. Сказывалось то, из-за чего Царь-танк так и не был взят на вооружение. Противнику не нужно было стрелять – он лавировал, врезаясь крепким лбом в наши колеса, и они гнулись, как проволока. Хрясь! Хрясь! – и рубка просела еще ниже.
– Ща я его гранатой! – Егор Петрович сграбастал лимонку, распахнул дверцу и свесился вниз, но вынужден был отклониться назад, поскольку из-под рубки застрочил пулемет.
– Жора, оставь! – Тимофей возился с управлением, но поврежденный танк перестал его слушаться. – Переиграл он нас, паскуда…
Хрясь! Словно бы оборвались нити, державшие нас на весу, – а на деле подломились колесные оси – и рубка ухнула с высоты. Нас подбросило, я въехал черепушкой в ящик со снарядами, и в глазах у меня потемнело. Понадобилось не меньше минуты, чтобы прийти в себя и понять, что произошло. Один из углов рубки от падения разошелся, и в просвете я видел, что она больше не нависает над землей, а лежит на ней, наклонившись вбок. На расстоянии вытянутой руки от меня гхыкал Егор Петрович. Ему тоже досталось, но, судя по тому, что он сумел самостоятельно подняться, обошлось без серьезных травм.
– А где Тимоха, клопа ему в онучи?..
С Тимофеем было хуже. Когда рубка сорвалась вниз, его качнуло, он упал, и левая нога застряла между рычагов. Голень переломилась пополам, из прорванной штанины торчала белая, в кровавых потеках, кость. От болевого шока наш водитель выключился. Егор Петрович подхромал к нему, потряс за плечо.
– Брат… Ты живой?
Я бросил ему сверток с бинтами, которым запасся в кишертском лекпункте, когда мы вчера отвозили туда раненого Байдачника.
– Перевяжите его, остановите кровь!
– А ты?
– Я наружу.
Меня беспокоило, что я не слышу мотора танкетки. Затаившийся враг гораздо опаснее атакующего, как нас учили на фронте.
Я надел на шею ремень «Мадсена» и вывалился из поковерканной рубки. Ожидал, что по мне сейчас же полоснут из «максима», но все было тихо. И вот почему. Тот, кто управлял танкеткой, хоть и свалил нашего исполина, но и сам не рассчитал, попал под раздачу. Рубка обвалилась на него так внезапно, что он не успел вынырнуть из-под колес. Бронеколпак вездехода был раздавлен всмятку. Я повозился с триплексом, счистил с него грязь и заглянул в кабину. Танкетчик с наполовину расплющенной головой пялился на меня мертвыми, вылезшими из орбит глазами. Это был Ермолай.