Ведьмино кольцо

Я порадел, и ее взяли дояркой на молокозавод. Она была очень рада и в первый же день притащила на работу забытую кем-то из хуторян автоматическую доилку, изобретенную, если не ошибаюсь, шотландцем Лоуренсом. Аппарат со специальным пульсатором подвешивался под выменем и крепился на ремне, обмотанном вокруг коровьего туловища. Весь заводской персонал сбежался смотреть на механическое диво.

Проведав о Плашкиных успехах, потянулись в райцентр и другие сбежавшие общинники. Они неплохо разбирались в технике, и их с охотой брали на МТС и прочие предприятия. Дурь из их голов выветрилась, прегрешения были забыты, началась новая жизнь.

Теперь о Птахе. Не поверите, но и он не погиб, при том, что досталось ему изрядно. Паства, вдохновленная гласом отца Статора, понятия не имела, что колошматят того, кто фактически являлся Великим Механизмусом. Я насилу прекратил избиение, и отлупцованный экс-властитель подземелий угодил в ту же лечебницу, что и Тимофей. Покуда его выхаживали, уголовный розыск, направляемый Егором Петровичем, готовил материалы для судебного процесса.

В ходе расследования выявилось много интересного. С двадцатого по двадцать первый год Птаха, настоящая фамилия которого была Краевский, проживал в Чите и входил в состав правительства Дальневосточной республики, будучи товарищем министра промышленности. ДВР, как известно, на протяжении двух с половиной лет являлась де-юре независимым государством, занимавшим обширные сибирские территории. Но уже весной двадцать первого, не сойдясь во взглядах с сослуживцами-социалистами, он переехал во Владивосток, где переметнулся к недобитым белым частям и принял участие в перевороте, в результате которого появилось Приамурское государство, именовавшееся в советской прессе «черным буфером». Эта республика, оттяпавшая себе солидный кусок Дальнего Востока, конфликтовала и с Россией, и с ДВР, в чем ее поддерживали Америка с Японией.

Игра в независимость длилась до осени двадцать второго, когда прекратили свое существование и ДВР, и «черный буфер». Но Краевский-Птаха заигрался. Он не эмигрировал по примеру других беляков за рубеж, а сменил паспорт, подкорректировал биографию и партизанскими тропами проник на Урал, где начал свою легальную деятельность как милиционер, а нелегальную – как изыскатель и золотодобытчик. Иностранные хозяева не потеряли его из виду и оказывали всевозможную поддержку. Нескольких агентов, контактировавших с ним, органы госбезопасности отловили в Казани, Ярославле и Вятке. След привел и в Москву – в частности, к ряду посольств, но международный скандал по неизвестным мне соображениям замяли. Тем не менее Птаха, едва заговорив на допросах, с легким сердцем сдал все явки и пароли и признался, что именно по дипломатическим каналам получал средства и вещи, которые помогали ему оболванивать местный контингент в лице вогулов и общинников.

Облапошил он и Байдачника. Ну, то есть не совсем облапошил, а ввел, скажем так, в заблуждение. Страну-парадиз намечалось создать не в каких-нибудь гималайских отрогах или среди индийских пальм, а в той же Сибири и на Дальнем Востоке, изученном Птахой до мелочей. Отсюда и заинтересованность со стороны мирового капитала.

Набери он достаточно благородного металла и сверкающих камушков – может, и сбылась бы его мечта. Накупил бы пушек, танков (современных, не доисторических, как тот, который мы обкатывали с Тимофеем и Егором Петровичем), нанял бы легионеров, подкупил местные администрации… Будучи в Якутии, я видел, насколько слаба там еще Советская власть и сколько разбродов и шатаний. А Москва далеко – случись что, до нее не докричишься, не говоря уже о действенной помощи.

Закругляюсь. В завершение о себе любимом. Я пробыл в Пермском крае около трех недель, миссию свою выполнил и заслужил право доехать наконец до столицы, где Аннеке уже без меня измаялась. Я раза три говорил с ней по телефону, успокаивал, обещал, что затянувшейся разлуке скоро придет безоговорочный капут, как любит выражаться врач нашей особой группы немец Фризе. То же самое мне подтвердил и шеф, которого я вызвонил с четвертой или пятой попытки.

– Ретированье ваше из дальних странствий близится, Вадим Сергеевич, – промурчал он со своей неподражаемой интонацией. – А дабы пилигримству оному надлежащую резвость придать, послан за вами аэроплан. Назавтра поутру ожидайте. Домчит вас в стольный град, аки птаха быстролетная.

Про птаху это он зря. И что за китайские церемонии?

– Александр Васильевич, зачем аэроплан? Я бы и на поезде доехал…

– Предначертание Глеба Ивановича. Рек намедни, что вы всемерного величания достойны.

Что-то неискреннее мне в его словесах послышалось. А я еще намеревался расспросить, зачем он меня в Усть-Кишерть забросил, ни о чем не предупредив. Но это не по телефону. В Москве, при личной встрече расспрошу.

Аэроплан – это хорошо. Восемь часов лету – и я дома. Скорей бы!

Заключение