— Если мир — враждебный, то и я, как часть мира, враждебный? — с чего-то спросил Павел, хотя и не желал провоцировать продолжение философского урока.
— Ты — не мир. Ты — это я. Да прилепится жена к мужу своему. Кстати, когда ты наконец сделаешь мне предложение?
— Прямо сейчас и делаю.
— Так прозаично. Я смертельно разочарована. Где цветы, кольцо, поцелуи.
Павел спокойно поднял Ирочку на руках и погрузился в затяжной поцелуй, который прервала коряга, очень некстати отдыхавшая на тропе. Павел шумно рухнул с Ирочкой в кусты. Сзади раздалось добродушное хихиканье: «Вы остаетесь? Тогда хоть карту оставь — куда идти, не знаем».
— Поцелуй я получила, а как же остальное?
— Дойдем до Крыма, будет тебе и кольцо, и цветы.
— А если не дойдем?
— Типун тебе на язык.
— Только типун?
— Типун, кольцо и цветы. Все будет. В любом случае.
Рассвело. Они продолжали идти. Спереди и сзади подходили люди. Советовались по поводу привала. Сверяли маршрут на карте с показаниями счетчика Гейгера. Все-таки никому не хотелось влететь в зону. На всякий случай подняли воздушный перископ до верхушек деревьев, осмотрелись. Признаков смишников не наблюдалось. С одной стороны был лес, с другой — свежие лесопосадки и небольшая группа коттеджей. За лесопосадками — речушка и заброшенная асфальтовая дорога. Кому сейчас нужны дороги, когда все летают. А туристам — как раз. По карте получалось, что проход они миновали. Можно выходить на оперативный простор. Скоро степь.
Павел объявил привал. Перед сном в палатке включил
Вынырнувший из видеоплощадки диктор произнес несколько «объективных» фраз, и кадр сменился: на объемной карте Южной Африки зеленые стрелы уперлись в несколько кружочков, вспыхнули обозначения боев, и кружочки были залиты зеленым цветом. Павел не стал дожидаться новых натуралистических кадров и выключил видение. Сидевший в палатке Лешик что-то недовольно пробубнил то ли по поводу недосмотренного сюжета, то ли — увиденного столкновения.
— Вовремя мы с ними развелись, — констатировала Ирочка.
— Бог его знает. Не разошлись бы, может, они и не полезли бы. — Павел жевал ус, что свидетельствовало о каких-то ему самому неясных размышлениях.
— Полезли бы. И в самый неподходящий момент, — озвучил Лешик общее мнение, в том числе и невысказанное мнение самого Павла. — Теперь еще не отмоешься.
— Ладно, давайте спать. Завтра смишники налетят, будем отмежевываться и крыть ментов.
Павел засыпал так, будто накурился какой-то дряни. В голове роились образы, не имевшие никакого отношения к произошедшим политическим событиям. Столкновение почему-то не тронуло его. Завтра все будет как надо, он «врубится в тему», но сегодня все попытки сосредоточиться не удавались. То давила мрачная (почему-то она казалась ему мрачной) тьма леса вокруг костра, то крутились лица давно не виденных знакомых, мишура текстов на панно. Даже зеленые стрелочки, мелькнувшие в видении. И вдруг душа понеслась куда-то вверх. Он вспомнил главное на сегодня — ведь он сделал предложение. Вот оно что! У него лежит невеста под боком. Надо же. Попался. Это было так здорово, он наконец-то попался!
Вдруг дрему как рукой сняло. Но не от радостного ощущения, а от резкой боли в предплечье. Сначала он решил, что его укусило какое-то насекомое, и попробовал стряхнуть его, от чего боль стала еще пронзительнее. Это было что-то черное, но не насекомое. И вообще не живое. Тут взгляд упал на Ирочку. Павел ужаснулся выражению ее полуоткрытых глаз. Они смотрели в никуда. И из его любимой ложбинки около шеи торчало черное оперение стрелы.
Портрет неизвестного
21 июля.
Хельсинки.
Романов.