Ведьмино отродье

Доктор одернул халат и последовал за женщиной вдоль балкона. Для города, явившегося во сне, выбеленный луной Порт-Саид, раскинувшийся у его ног, выглядел совершенно реальным. Но путь несомненно лежал в страну грез: Кеану виделось, что он скользит мимо огромного количества окон и сворачивает за угол здания, не прилагая ни малейших физических усилий, ведомый за руку унизанными перстнями теплыми пальцами. Наконец он очутился в темной комнате; доктор медлил, охваченный волной сомнений, какие приходят иногда во сне. Лунный свет не проникал в помещение — вокруг Кеана стояла непроглядная тьма.

Цепкие пальцы по-прежнему не отпускали руку ученого и, смутно сознавая, что его поведение может быть неверно истолковано, он все же позволил невидимой спутнице вести себя вперед.

В призрачной тишине они спускались по лестнице, точнее, по лестницам. Воздух сделался прохладнее, и стало ясно, что они покинули гостиницу. Но темнота не отступала. Неожиданно они оказались в коридоре с каменным полом — к этому времени доктор Кеан уже свыкся со странной логикой сна.

Затем они вышли наружу: вокруг было не видно ни зги, но в небе над головой сияли звезды.

Они шагали по переулку, такому узкому, что крыши домов почти смыкались. Если бы все происходило наяву, то доктор, обладая острым умом, пытался бы понять, как эта женщина в яшмаке проникла в отель и почему она тайно пытается увести его оттуда. Но разум его тоже спал, и со слепой доверчивостью ребенка шагал он за незнакомкой, хотя уже начал смутно понимать, кто это.

Не отличаясь высоким ростом, незнакомка обладала удивительной статью, а все ее движения указывали на благородное происхождение. На углу между двух улочек закутанная в шелка фигура на мгновение осветилась луной, и сквозь полупрозрачную ткань стало видно, что женщина безупречно красива. Поглощенный размышлениями, Кеан не мог оторвать взгляда от бледных, сверкающих драгоценными камнями рук. Он чувствовал, что обретает способность здраво рассуждать, не свойственную снам; миру грез не удалось поглотить его целиком.

Смутные сомнения закрались в голову доктора, когда его таинственная спутница остановилась перед тяжелой дверью типичного египетского дома, некогда явно богатого; здание находилось напротив входа в мечеть и сейчас терялось в тени минарета. Дверь открыли изнутри, хотя женщина даже не постучала, и когда они вошли, доктору Кеану показалось, что их поглотила тьма. Он мог только почувствовать, как перед ним отворили люк в полу и повели вниз по каменным ступеням. Мрак стал еще гуще.

В окружающей темноте доктор словно утратил способность мыслить, но когда появилось яркое освещение, сон перешел в иную фазу. Брюс не знал, да и не хотел знать, откуда льется свет. Он лишь рассматривал абсолютно пустую комнату: пол, выложенный кирпичами из необожженной глины, оштукатуренные стены, потолок с деревянными балками. Прямо перед собой, у стены, доктор увидел высокий саркофаг; его крышка была прислонена рядом, а внутри прямо и неподвижно стояла ночная гостья — лишь глаза сверкали из-под яшмака!

Она подняла усыпанные драгоценностями запястья и быстро выскользнула из черного платья и белоснежного

покрывала, под которыми оказалось обтягивающее одеяние древнеегипетской царицы — леопардовая шкура, урей, в руках цеп, символ власти фараонов!

Овальное лицо женщины было совершенным, большие продолговатые глаза красивы, но зловещи и холодны, на свежих алых губах играла улыбка, способная заворожить любого, заставляя забыть о недобром блеске очей. Но когда мы бредем по миру грез, наши чувства также теряют связь с реальностью. Она поставила ногу в сандалии на грубый пол и вышла из саркофага, приближаясь к доктору, — воплощение порочной красоты, невообразимое в реальной жизни. Она заговорила на странном языке мира грез, не похожем ни на языки Запада, ни Востока; серебристый голос, словно наполненный трелями флейт, звучащих ночами над просторами Нила, завораживал манящей музыкой древнего греха.

— Теперь ты узнаешь меня? — прошептала она.

И в дымке сна он узнал ту, что давно была с ним, демоническую и божественную.

Неверный свет плясал во тьме, играя сверкающими блестками на занавесе позади саркофага. Разум Брюса метался в хаосе видений, пока не мелькнула догадка: блестящие точки — это глаза тысяч тарантулов, вышитых на ткани портьеры.

Символ паука! Что он знает о нем? О да, конечно, это же тайный знак египетской Царицы-Ведьмы — красавицы, чье имя после загадочной смерти было стерто со всех стел. Сладкий шепот проникал в его душу:

— Ты станешь ему другом, ты станешь другом моему сыну. Ради меня.

И в затуманенном сознании Брюс с радостью отрекся от всего, что считал святым, — ради нее. Она взяла мужчину за руки и вплотную приблизила свое лицо к нему — прекрасные глаза горели.

— Я щедро награжу тебя, — прошептала она еще нежнее.