Ведьмино отродье

Режиссеры, ставившие эту пьесу, пускались на самые разные хитрости. Прибегали к всевозможным уловкам на протяжении столетий. Сокращали монологи, редактировали предложения, пытались втиснуть Просперо в заданные рамки. Перекраивали так и сяк, чтобы он поместился.

Сдаваться нельзя, говорит он себе. Уже ничего не отменишь.

Слишком многое поставлено на карту.

Он повторяет строку. Она должна прозвучать как приказ или как приглашение? Далеко ли находится Ариэль, когда Просперо его призывает? Здесь надо кричать? Или просто возвысить голос? Феликс так часто представлял себя в этой сцене, что теперь растерялся, не зная, как к ней подступиться. Ему никогда не сравниться со своим собственным грандиозным замыслом.

– Приблизься, мой Ариэль. – Феликс наклоняется вперед, как будто прислушиваясь. – Ко мне!

И вдруг слышит голос Миранды, шепчущий ему в ухо. Еле слышно, но вполне различимо:

Привет, могучий властелин! Привет,
Мудрец! Я здесь готов служить тебе:
Лететь иль плыть, кидаться в пламя, мчаться
На облаке кудрявом. Повели,
И Ариэль – весь твой!

Феликс роняет жезл, словно тот жжет ему руку. Он действительно это слышал? Да, слышал!

Миранда приняла решение: она будет дублировать Ариэля – конечно, Феликс не станет противиться.

Как умно, как тонко! Она выбрала именно ту роль, которая позволит ей незаметно смешаться с актерами на репетициях. Только он сможет видеть ее, время от времени. Только он сможет ее слышать. Для всех остальных она будет незримой, невидимой для посторонних глаз.

– Мой ловкий дух! – восклицает он. Ему хочется ее обнять, но это невозможно. Просперо и Ариэль никогда не притрагиваются друг к другу: разве можно коснуться духа? Прямо сейчас он ее даже не видит. Ему приходится довольствоваться только голосом.

IV. Все это силой магии моей

30. Обещал свое искусство я показать

Понедельник, 4 марта 2013

В понедельник Феликс просыпается рано. Его преследует сон. Что ему снилось? Там была музыка, и кто-то бежал от него под сень деревьев. Он хотел их окликнуть, попросить подождать, но не мог говорить, не мог даже пошевелиться.

СНОВИДЕНИЯ, вот что надо было написать на доске, перечисляя основные темы. Мой дух как бы во сне и словно связан. Сколько персонажей «Бури» либо неожиданно засыпают, либо говорят о снах? Мы сами созданы из сновидений. Но из чего созданы сновидения? И нашу маленькую жизнь сон окружает. Окружает сон. Это в точности перекликается с самый шар земной. Шекспир знал, о чем пишет, или же он творил словно во сне? В потоке сознания? В трансе? Зачарованный сам, он зачаровывал нас. Может быть, Ариэль – это Муза? Феликс уже представляет себе совершенно другую «Бурю», в которой…

Уймись, говорит он себе. Не надо нам никаких гениальных новшеств. Ребята и так загружены по самые уши.

Он пьет первый утренний кофе и смотрит в окно. На улице пасмурно. Похоже, там настоящий мороз. Застывшее оконное стекло запотевает от его дыхания. Видимо, надвигается холодный фронт. Ночью шел мокрый снег; возможно, где-то была метель и оборвало провода силовых линий. На дорогах наверняка гололед, надо будет ехать очень осторожно. Даже если дороги расчистили, все равно гнать не стоит.

Сегодня они снимают его первую сцену с Ариэлем из акта первого, уже в костюмах и гриме. Феликс запихивает волшебную мантию в большой зеленый пакет для мусора, туда же кладет свою трость с головой лисицы. Потом одевается к выходу: стеганое пальто, ботинки с флисовой подкладкой, теплые перчатки, красно-белая вязаная шапка с помпоном на макушке. Все удовольствие – два доллара в секонд-хенде в Мейкшавеге, сказала Анна-Мария, когда подарила ему эту шапку, чтобы он не застудил голову.

– Нам нужно прекрасное барахло, что хранится у вас в голове, – сказала она. Грубовато, но от души. Она вообще не любит сантиментов.

– Вы с Чудо-Мальчиком помирились? – спросил он как бы между прочим. – Он тебе больше не докучает?

– Он хочет стать моим другом по переписке, – сказала она. – Писать мне письма, когда мы отыграем спектакль.

– Исключено! – категорически заявил он. – Он узнает твой адрес, а когда выйдет, то наверняка попытается… надеюсь, ты сказала «нет».

– Я сама с ним разберусь, – сказала она.

– Ты даешь ему надежду, – сказал Феликс. – Это нечестно.

– Мы еще не сняли главную любовную сцену, – сказала она. – Вы режиссер. Вы хотите сцену со взрывом чувств или так себе сценку? Потому что если я определенно ему откажу, сцена получится так себе.

– Ты страшная женщина. Совершенно безжалостная, – сказал он. – Это безнравственно.

– Не надо читать мне мораль. Я училась у лучших. Все для спектакля, да? Все для пьесы! Вы сами так говорили двенадцать лет назад. Я помню.

Это было тогда, подумал Феликс. Стал бы я говорить так теперь?