– Пока Ингвару ждать надоест, вот чего! Пока он поймет, что ему дешевле выйдет пропустить нас на запад, с грамотой той троллевой или без, чем с нами тут битву при Бровеллире устраивать.
– Так давай сами на него ударим! – сказал Хамаль. – Ночью. Их костры видно. Побьем сколько сможем, пробьемся к Мсте…
– А лодьи? – возразил Эскиль, сквозь одобрительный гул. – На чем мы по Мсте-то пойдем?
– На Ингваровых и пойдем!
– Их больше. Если сразу не одолеем – они нас разобьют. Ну, выйдем мы к Хольмгарду – те, кто уцелеет, а там? С сыновьями Сванхейд биться? Они нас уж точно живыми не пропустят.
Пошумели еще, но ничего лучше так и не придумали. Положение варягов, зажатых между войском Ингвара и землями Эйрика, выглядело крайне незавидным. Но если прочие могли видеть в появлении здесь Ингвара злую шутку норн, то Эскиль в душе бесился, зная, что сам завлек товарищей в эту ловушку, дав киевскому князю себя обмануть.
– Они сказали «нет».
Посовещавшись с дружиной, Ингвар решил не возвращаться в Забитицы, не таскать лодьи туда-сюда, что не шло на пользу их днищам, а дождаться ответа от варягов прямо на тропе: теплые ночи конца лета не требовали забиваться под крышу. Кияне разместились вдоль вереницы лодий, заняли поляны и луговины. Сквозь деревья в темноте здесь и там мелькало пламя костров, запах дыма мешался с влажным лесным духом.
Торстейн Береза, десятский «большой дружины», приехал к Ингварову шатру через день после беседы князя и Мистины с Эскилем.
– Они сказали: чего обещали сделать – сделали, воевать с тобой вместе дальше они не брались и не будут. Хотят, чтобы ты дал им грамоту к грекам идти, тогда они тебя на Мерянскую реку пропустят. А не дашь – будут стоять.
– Это что они – за старое взялись?
Ингвар выслушал, стоя перед костром и упираясь руками в пояс. Поморщился, отгоняя комара.
Мистина взглянул на своих хирдманов:
– Подите сотских созовите.
Пока собирались шесть сотских «большой дружины» и десятские ближних дружин Ингвара и Мистины, составлявшие их обычный военный совет, Мистина расхаживал вдоль края поляны, сосредоточенно размышляя. Потом подошел к Ингвару, который все это время кипел от возмущения и жаждал крови, и прикоснулся к его локтю.
– Послушай… Ты – князь, как скажешь, так и будет. – Мистина кивнул, успокоительно опустив на миг веки. – Но дай я людям изложу, что думаю. А там решим.
– Излагай, – сердито ответил Ингвар, давно привыкший, что эту обязанность, для него нелегкую, берет на себя побратим. – Но только я с ними нянчиться не буду! Один раз ты меня убедил их отпустить, а оказалось, зря!
– Оказалось, зря… – повторил Мистина, поворачиваясь к собравшимся людям.
Они стояли по краю поляны, держа руки на поясах: русы, славяне и варяги. Как говорил еще Олег Вещий, русь – это не племя, русь – это дружина. Помоложе и постарше, со светлыми, русыми, рыжими бородами, в простой дорожной одежде, но с гривнами на шее, где звенели десятки нанизанных колец и перстней из серебра и золота; с тяжелыми обручьями, с дорогими печенежскими поясами, усаженными бляшками в виде ростка или головы барса. У кого-то виднелись на лице и на руках слабые следы от старых ожогов – память того дня в Боспоре Фракийском, который едва не стоит жизни самому Ингвару. У половины отцы ходили на сарацин тридцать лет назад или с Олегом Вещим на Царьград. Почти все они знали оба языка: и русский, и славянский. Дружелюбные лица и замкнутые, мрачноватые и насмешливые. осторожные и бесшабашные. Но одно их роднило: выражение глаз, пристальных и безжалостных.
Мистина встал перед строем, небрежно уперев руки в бедра; ему не требовалось влезать на пень или на бревно, он и без того был самым рослым человеком в дружине. Блеск тесного ряда серебряных бляшек на его поясе, взятом у князя Едигара, сказал бы и незнакомцу, что и положением он так же превосходит всех, как и мощью.
Ингвар стоял пообок от него, скрестив руки на груди. Сдержанная ярость ожесточила его лицо; ростом и сложением он заметно уступал побратиму, но не казался из-за этого слабым – напротив, его более низкий рост создавал впечатление, что просто в этом бочонке пиво крепче.
– Эскиль Тень и его угрызки прислали ответ, – начал Мистина; лицо его оставалось невозмутимо, но люди, поглядывая на хмурого князя, догадывались о сути этого ответа. – Присоединяться к нам они отказываются. Говорят, что заняли часть Эйриковых земель, держат волок и на том считают свое дело сделанным. Зимой князь согласился их помиловать… не простить, измен мы не прощаем, – но дать исправиться… Они не поняли.
– Думали, запугали меня! – гневно бросил Ингвар. – Да ётуна им в рот, больше я не спущу!
Запугать Ингвара было невозможно – даже Роману цесарю и патрикию Феофану с его «влажным огнем» удалось ранить его и отбросить назад, но не запугать.
– Они требуют, чтобы князь пропустил их на юг и дал грамоту к Роману, чтобы тот принял их к себе, – продолжал Мистина. – Этого не будет, иначе Тень и Берег вообразят, что это они правят на Руси и в Гардах. Нам не нужны враги на нашей земле, и мы с ними покончим.