Ведьмины круги (сборник)

И эта не знала, что Люся исчезла без следа. Пришлось сообщить. Нина Ивановна снова застонала и заплакала. Лицо ее сморщилось, веки покраснели. Может, у нее было больное сердце и нельзя было рубить сплеча, надо было потактичнее… Смотреть, как она плачет, было невыносимо. Все это вообще было слишком. Вчера – умирающая от наркотиков, сегодня – умирающая от старости. Явный перебор. Меж тем старуха затихла, только носом шмыгала и смотрела на сложенные на груди руки с распухшими суставами.

– Вы давно видели Люсю в последний раз? – задал я свой коронный вопрос.

– Давно… Очень давно… Она еще в школе училась, – сказала Нина Ивановна, вздыхая чуть не через слово.

– А вы знаете, кто такой Руслан Рахматуллин?

– Мой брат, – ответила она.

– А где он сейчас? – спросил я обалдело.

– Не знаю, – неопределенно проговорила она, так что я заподозрил, что, возможно, и знает, но не хочет сказать.

– Как же можно не знать про родного брата?

– А он мне неродной, – промолвила Нина Ивановна. – У нас и матери разные, и отцы.

– Почему же вы говорите – брат?

– Я родилась в самом начале войны. Клара на три года раньше. Отец погиб в сорок втором, я его никогда не видела. А мама осталась совсем молодая. Она одна нас вырастила, работала на обувной фабрике. Когда ей было за сорок, посватали вдовца с пятилетним сыном. Мне уже было девятнадцать лет. Я не возражала, тем более мы из коммунальной квартиры переехали в отдельную. И отчим меня ничем не обижал. Но прожили они с матерью всего ничего – умер отчим: он после войны весь израненный был. И остались мы вчетвером. Я старше Руслана на четырнадцать лет, он ребенок, а я уже замуж вышла. Не было у меня к нему сестринской любви.

Говорила она медленно, долго, а к концу у нее уж язык заплетался. Она закрыла глаза и, может, заснула или так лежала. Я еще посидел рядом и вышел на крыльцо. Мумукнула корова; где-то далеко, за участками и лесом, еле слышная, прошла электричка. Я решил: пусть Нина Ивановна отдохнет, потом продолжу разговор.

На мостике показалась согнувшаяся под огромным мешком Клара, в руке у нее был серп. Она доплелась до сарая, вывалила у порога скошенную траву и снова собралась уходить с пустым мешком. Я показал, что хочу помочь. Она тут же смекнула, о чем я, и радостно залопотала свой абракадабрский набор звуков, закивала, принесла второй мешок, еще один серп и отвязала козу.

Коза на веревке послушно шла за нами по аллее. У поворота на дорогу, на заросшем заброшенном участке, Клара привязала ее пастись. Только теперь я обратил внимание, как присутствие коз сказывалось на окрестном пейзаже: бортики канав тщательно выкошены, «зеленая изгородь» у канав общипана, там и здесь торчат засохшие деревца с обглоданной корой.

Ползая с серпом у канавы, я срезал пучки травы, а перед глазами стояло лицо Нины Ивановны с вялой серой кожей, страдальческими глазами и гнилыми пеньками во рту вместо зубов. И вдруг я сообразил, что она не так и стара, если родилась в начале войны. Жизнь ее старухой сделала или болезнь, я не знал.

Мы совершили с Кларой три ходки за травой. Я вспотел, пропылился и очень хотел знать, проснулась ли Нина Ивановна. Возвращаясь с третьего покоса, встретили на дороге соседку, идущую из магазина. Клара, судя по всему, стала ей нахваливать меня, а соседка полюбопытствовала, кем я прихожусь сестрам. Сказал, что никем, и спросил, чем больна Нина Ивановна.

– Надорвалась, – сочувственно сказала соседка.

– У нее грыжа?

– Нет, у нее давление, сердце… Все здоровье у нее разладилось. Мало двух коз, еще корову захотела. Знаешь, сколько козы и корова за зиму съедают? Тонн девять сена. А она человек городской, взяла молоденькую телку и удивлялась, чего та молока не дает. Ей сказали: огулять надо. Пришлось быка покупать. Бык тоже молодой, никто и не верил, что корову огуляет, а вот ведь – стельная…

– Какая? – прервал я.

– Беременная, в декабре теленочка родит, а тогда и молоко будет давать. Только зачем это молоко, если здоровья нет? С быком она очень намучилась: он здоровенный, буйный. Сколько раз с привязи срывался, огороды вытаптывал, а однажды обмотался проволокой, за которую был привязан, ногу повредил, так она его чуть не на себе домой перла. Еле пристроила его, неделю как увели.

– Зачем же ей это?

– Спроси. Нравится, любит животных. Она же здесь круглый год. Квартиру дети оккупировали, невестка выживает. Сын ни разу здесь не был, правда, деньги дает, а дочка с мужем стали приезжать, как слегла. Раньше тоже не ездили.

– А брат? – осторожно спросил я.

– А разве у нее есть брат? – удивилась соседка. – Никогда не слышала. Муж, который этот дом построил, умер. Погиб. Убили его. Пришел с работы с пробитой головой, весь в крови, дома и умер. С тех пор Нина с Кларой перебрались сюда на постоянное жительство. Пенсии маленькие, завели коз, чтобы молоко продавать. А с коровой она глупость сделала.