Ведьмины круги (сборник)

Пока я с соседкой базарил, Клара отнесла свой мешок и вернулась, зовет. В кухне у нее на газовой двухкомфорочной плите суп из рыбных консервов кипит. Мы поели, а потом Клара при мне пыталась кормить сестру с ложки, но та ни глаз, ни рта не открывала. Разговор с ней был невозможен, я уж подумал, не померла бы.

Потом я банки для молока мыл и вытирал, за козой с Кларой ходил, наблюдал процесс дойки и выдачу молока покупателям. К вечеру мы отправились выгуливать цепного пса, сопровождаемые Найдой, собачонкой, которая облаяла меня при встрече. Закат был брусничный, обещавший назавтра хорошую погоду. Если я хотел попасть в город, пора было уезжать.

Я снова подошел к постели Нины Ивановны. Она не спала, смотрела неподвижными глазами в потолок. Набравшись решимости поговорить, я уселся возле нее на стул, а пока соображал, как бы ловчее начать, она неожиданно беззвучно заплакала и сказала:

– Я грешница. Я великая грешница, вот Бог меня и наказывает. Я уже не встану. Только Клару жалко: никого у нее нет, кроме меня. А про Люсю я ничего не знаю. Ты ведь за этим приехал? И про Руслана тоже. Он мне жизнь угробил. Он всегда нас ненавидел, он говорил: «Чтоб вы сдохли!» Всю душу вымотал.

Глаза ее ожили и лихорадочно блестели. Не только щеки, но и лоб украсил странный, пятнами, румянец. Иногда она принималась плакать, но тут же глаза просыхали. Она проклинала своего брата, и ненависть придала ей силы, голос окреп, иногда она потрясала в воздухе маленькими бессильными кулачками. Клара поначалу ходила в изголовье кровати и горестно мычала, а потом села поблизости и обхватила голову руками. Я уже и сам думал, не случилось бы что с Козьей матерью – так она разволновалась.

– Мне уже не подняться. В Бога не верю, а лежу и молюсь. Ни одной молитвы не знаю, просто разговариваю с Ним. Прошу защитить Клару. Сколько же жертв на его совести? Думаю, он убил мою мать. Доказательств нет, но я всегда так думала. Знаешь, каково носить в себе такой груз? Когда отчим умер, этому сатане лет десять было. Мать одна его растила, а был он как волчонок. Школу прогуливал, курил, пил, маленький еще, а за бутылкой тянулся. У соседа велосипед украл и продал, а когда тот прищучил его – дверь ему поджег. Мать мягкая была женщина, а его ремнем лупила, от отчаянья. Дома запирала, так замок выламывал. Может, и странно, но она его любила, просто не знала, как с ним справиться. Купит ему обнову, школьную форму или свитер, а он тут же порвет, вымажет в грязи – назло. Она мне говорила: «Он маленький, а вырастет – поймет. Надо ждать и терпеть. Быстрее бы до армии дожить, там его уму-разуму научат». А он в четырнадцать лет в колонию попал. Вернулся – не подойди! Дома страшная жизнь. Мы в трех комнатах как сельди в банке: мать, Клара, нас с мужем и сыном трое и этот сатана. Как напьется, дебоширит, грозит всем мозги вышибить. С моим мужем два раза драки были, один раз муж в больнице лежал. Милицию сколько раз вызывали – ничего, даже на пятнадцать суток не забирали. Ну а мать все надеялась, что он образумится, говорила: «Это моя вина, что из него ничего путного не вышло, воспитать не сумела». А попытки воспитывать она так никогда и не оставила, а от этого только хуже. Он ей вкрадчиво так говорил: «Что ж ты ко мне лезешь? Ты ж как банный лист ко мне прилипла. Ни охнуть ни вздохнуть. Но я тебя отлеплю, и очень скоро». И отлепил…

Иногда Нина Ивановна замолкала, иногда даже глаза закрывала, но я чувствовал, что она заговорит снова.

– Никто не знает, как это случилось, – продолжала она. – Стала мать окно мыть и выпала на асфальт с четвертого этажа. Дома он да Клара были. Клара ничего не слышит, в кухне сидела, она и узнала обо всем, когда милиция и «скорая» приехали. А мать еще жила некоторое время, и не то чтобы совсем без сознания была, но не говорила. Я думаю, что и говорила бы – ничего бы не сказала. А может, и в самом деле голова у нее закружилась: здоровьишко было никудышное. Может, сама упала? Вечная тайна. Если и узнаю ее, то на том свете. Но мысль эта всю жизнь меня мучила и сейчас мучает. Он и гроб нес, и на кладбище скорбно стоял. Но не верю ему ни на грош.

А потом мужа с работы принесли вечером с разбитой головой. Нашли недалеко от дома, на стройке. Не обворован, ничего. Даже пальто не сняли. Всякие, конечно, бывают случаи в наше время. Но не приложил ли и здесь сатана руки?

После смерти матери мы разменяли квартиру на двухкомнатную и комнату в коммуналке для него. Нас тогда было пятеро, а он – один. Он хотел отдельную квартиру, скандалил и угрожал. Я всегда его боялась. Подростком был – боялась. И всегда во всем подозревала. Он в тюрьму сел, а вышел – с мужем это и случилось.