Ведьмины похороны (СИ)

Сентябрь выдался жарким, душным, с кровавыми зорями и сполохами молний по ночам. Наливалась багровая луна, а солнце, наоборот, всходило в мутной дымке.

   -- Не к добру, -- шептались не только бабки, но и весь люд тревожился из-за суши, которая грозила пожарами.

   И мама приуныла: когда-то вернётся отец со строительства "бесовской", то есть железной дороги, которая уже подползала к городу. Но работа на "железного змия" позволила выбраться из барака на топком месте, купить половину дома в городе, приземистого, вросшего по самые окна в землю.

   Гавря просился ночевать на веранде, но всё ворочался без сна на матрасе, набитом конским волосом. Простыня постоянно сползала, будто кто-то дёргал за край, жёсткие шерстинки кололи тело. Но спать в доме, в своём закутке, стало невозможно. Кто-то царапал смежную стену, стучал и даже пытался сверлить.

   Мыши или крысы? Вот уж нет. Гавря навидался их в бараке. К тому же кот, отчаянный крысолов, боялся закутка, не приходил на зов, изредка замирал напротив двери и тотчас бросался вон. Он не любил, когда хозяин заходил к себе, путался в ногах, царапался.

   Гавря не стал ничего говорить маме. Следующей весной он закончит церковно-приходскую школу, пойдёт учеником в депо. Отец обещал пособить. И такому-то взрослому мужику жалиться на стук из соседской половины дома?

   Жил в ней ростовщик и меняла. Раньше дом целиком был его. Но по приказу губернатора и градоначальника ростовщиков прижала жандармерия. Сосед свой промысел не оставил, как говорили, из-за молодой жены.

   Тётя Аграфёна была редкостной красавицей, и это тоже по людским пересудам. Гавре, наоборот, не нравились белые косы, уложенные корзинкой на голове; бледно-голубые, почти белые глаза. Ну как есть моль, которая поедала тулупы и шапки. Аграфёна почти не появлялась на улице. Ходила на рынок её старенькая служанка, бельё стирала Гаврина мама. Вот она-то очень уважала соседку, которая хорошо платила, была аккуратна. Мама, принеся корзину со стиркой, говорила: "Вот это хозяюшка, на простынях будто никто и не лежал, платки и салфетки разве что прополоскать да выгладить. Только запах от всего неприятный."

   Гавря не любил даже угощения от соседки. Когда он проходил мимо её дверей, приоткрывалась створка. Из дома тянуло холодом. В щель смотрели белые глаза и раздавался тихий голос:

   -- Гаврюша... пряничек возьми.

   И белейшая, как снег, рука с синеватыми ногтями протягивала печатный пряник. Приходилось брать угощение, благодарить. Но обычный пряник, который делали на кондитерской фабрике Луткова из хорошей муки, с мёдом и вытисненным узором, имел привкус глины, был сыроват. Гавря, если не удавалось ветром промчаться мимо соседской двери и избежать гостинца, скармливал лакомство голубям.

   И вот как раз в тот момент, когда Гавря ворочался и раздражённо думал о соседях, у них загремели запоры, открылась дверь и тут же захлопнулась.

   Гавря поднялся и кинулся к окну: по улице спешили горбатый ростовщик и служанка. Старуха, видимо, спотыкалась на досках, которые были вместо мостовой, а горбун на неё шипел.

   Гавре стало интересно: куда это направились соседи посредь ночи? Он решил дождаться их возвращения, но сразу уснул. Сон ему приснился странный до дрожи: Аграфёна грызла зубами, рвала ногтями обои на стене, возле которой стояла её кровать. И одновременно Гавря видел себя, прислушивающегося к звукам по ту сторону стены.

   Утром он стрелой пролетел возле распахнутых дверей соседей. День в школе прошёл удачно, после занятий удалось посмотреть, как на площади расчищают место под балаган цирка. Скоро прибудут циркачи на повозках. А вдруг хищных зверей привезут? То-то будет радости!

   И мама угодила с обедом: подала целое блюдо лапши, а к нему здоровенный кусок мяса. Обычно ели мясное, когда приезжал отец, а тут такой праздник. Одно не понравилось Гавре - в доме сидели три старухи, закутанные во всё чёрное. Друг Егорша говорил, что это кладбищенские вороны: моют покойных, обряжают, возле гроба плачут. Короче, верховодят на похоронах.

   У Гаври было ёкнуло сердце, но мама не плакала, значит, с отцом всё в порядке.

   Гавря ушёл в свой закуток, где был маленький стол на двух ногах, прибитый к стене. На нём лежали его книжки, тетради и поделки. Надо бы прочитать отрывок из Закона Божия и выучить его к завтрашнему дню. Но ведь подслушать, зачем вороны притащились в их дом, было интереснее!

   Гавря тихонько приоткрыл дверь и присел на корточки.

   -- Пошто, тётеньки, вас-то не позвали обмывать покойницу? - спросила мама, наливая старухам хорошего чая, взятого из жестяной банки.

   А это было расточительство! Хозяйственный Гавря нахмурился: мама могла бы обойтись и плиточным.

   -- Знаю, милая, -- прошамкала одна старуха. - Тех, кто провожает православных, иноземные демоницы не любят.

   -- Да как так можно-то про новопреставленную? - возмутилась мама. - Хорошей женщиной была Аграфёна, упокой, Господи, её душу!

   Тут же упал чугунок, поставленный на бок в челе печки для просушки.

   -- Вот, слышала, Маша? Видела? - торжествующе спросила старуха. - Только заговорили про демоницу, как посуда упала.