Ведьмы Холодного острова

— Ага. Потом мне рассказали, что, оказывается, его родители специально ездили к моим врачам узнавать, что меня ждет. Они ведь хотели сделать из сына звезду фигурного катания! Им сказали, что если я встану твердо на ноги и не буду хромать, это уже — счастье. И только есть один процент, что я вновь выйду на лед. И еще один процент из тысячи, что смогу продолжить карьеру фигуристки — успешную карьеру. Родителей Лёнечки этот факт устроить никак не мог, и они убедили его как можно скорее найти другую партнершу. Но вот сказать об этом мне духу у моего Лёнечки, — Юля усмехнулась, — не хватило. Навещал он меня все реже, я уже поняла: что-то не так. Сердце сжималось от одной этой мысли! А потом мне и рассказали, с кем он катается и какие у них планы. И ведь взял ту, с которой я соревновалась и соперничала много лет. То у меня лучше все, то у нее. И все-таки у меня выходило лучше. До поры до времени. Однажды Лёнечка ко мне пришел, как всегда с букетом роз, но я его к себе не пустила.

— Он тебя уронил, поломал карьеру и он же тебя бросил?

— Горько, верно?

— Как ты это пережила? Лежать в гипсе, не знать, будешь ли здоровой. И знать, что сейчас твой партнер катается с твоей конкуренткой. Да еще по вашей с ним программе?

— Ничего, пережила. Я ведь сильная. И потом — интеллектуалка. В папу и маму. Я всегда разрывалась между спортом и наукой. А тут за меня всё решила ее величество судьба. Так и закончился наш едва начавшийся роман и наш дуэт и мой роман с большим спортом. И начался роман с историей. Настоящий, крепкий, надеюсь, что на всю жизнь.

Тут подошла официантка с подносом.

— Мясо и салаты, молодые люди, — сказала она. — Набирайтесь силенок.

— Спасибочки, — подмигнув спутнику, пропела Юля.

— Нам еще два шоколадных пирожных и кофе, — попросил Георгий.

— Будет сделано.

И едва официантка удалилась, они набросились на еду. Вино на голодный желудок сделало свое дело. Юля первая хищно истребила салаты и отбивную.

— Может, закажем еще по одной? — приканчивая свою порцию, в шутку спросил Малышев.

— Не стоит, напугаем персонал.

— Ладно, дождемся пирожных.

Вскоре были съедены и пирожные под кофе. Оказывается, в «Белом лебеде» умели вкусно готовить! Только после трапезы наступило удивительное чувство удовольствия и сытости.

— Чего-то хочу еще, а чего — не знаю сама, — когда они расплатились и вышли на шумную городскую улицу, вздохнула Юля. — Побродим?

— Пошли, — кивнул Георгий.

Они вышли на центральную площадь города Семиярска, окруженную аккуратными старинными особнячками, посидели в крохотном парке в середине миниатюрной площади у памятника Татищеву, съели по мороженому. Тут сизыми толпами бродили голуби, ища поживы. Посидели еще, держась за руки, тесно прижавшись друг к другу. Георгий с нежностью теребил пальчики Юли, она же отдала свою руку на его волю и только улыбалась, когда поднимала голову и встречала его взгляд.

— Пошли? — наконец предложила она.

— А куда?

— Куда глаза глядят.

— Пошли, — ответил он.

— Только поцелуй меня вначале, — попросила Юля. — Я уже забыла, когда мы это делали последний раз.

Георгий огляделся по сторонам. На лавочке слева бабушка кормила обступивших ее настырных голубей, на лавочке справа посиживала пара средних лет и что-то обсуждала, как это делают давние коллеги или просто знакомые.

— Неужели стесняешься? — вспыхнула Юля.

— Да нет, конечно…

— А я уж подумала. Давай, пока вино в голове и мне все равно. Я сейчас могу хоть голышом купаться…

— Правда? — удивился Георгий.

— Топлес, топлес. — Юля хлопнула его рукой по колену. — Размечтался! Так ты будешь меня целовать?

Он цепко сграбастал ее, как тогда, у костра. Целовались они долго, пока у обоих не раскраснелись и не припухли губы и не закружилась от близости и желания голова.

— Я сейчас сознание потеряю, — как в тумане проговорила Юля. Она нашла в себе силы объясниться, правда, не открывая глаз: — От переполняющих меня чувств. Ты понимаешь…

— Какая ты сладкая, — тяжело проглотив слюну, едва вымолвил Георгий. — Хочешь еще?

— Хочу, но пока хватит. Я уже плыву. Просто посидим… минутку.

— Ладно, минутку посидим.

Они посидели, иногда поглядывая по сторонам. Кому-кому, а вот прожорливым голубям не было до них никакого дела. И памятнику Татищеву тоже. Вдруг Георгий не выдержал и вновь сграбастал Юлю, как дикий зверь — несчастную лань. Впрочем, лань была счастливой. Юля даже не сопротивлялась. Поначалу.

И только спустя какое-то время тихонько дернулась:

— Дышать не могу, Гошенька…

— Я не Гошенька, — хрипло пролепетал он ей на ухо.

— Простите, Георгий, — вздохнула девушка.

Он ее отпустил. И вновь, распаленные желанием, они уставились на памятник. Оба долго приходили в себя пред очами историка Татищева. У бабушки кончились семечки, и голубиная орда теперь разбредалась по всей площадке перед памятником. Стайка жирных сизых птиц подбиралась к парочке влюбленных, подергивая подвижными шеями и зорко поглядывая на них. Георгий притопнул ногой, но голубей это не остановило. Они даже разглядели в этом движении начало многообещающего гастрономического контакта и заходили вокруг еще интенсивнее.