Ведьмы поместья Муншайн

Виджет целится острым клювом прямо в глаз Брэду, тот вскрикивает и успевает отмахнуться. Ворона, нырнув под его руку, снова взмывает в воздух, готовясь к новому заходу. Она пикирует вниз подобно стреле, Брэд приседает, прикрыв руками голову, и Виджет промахивается.

Тэбби стоит в сторонке, наблюдая за происходящим. Обернувшись к ней, Брэд зло кричит:

– Ты вообще в состоянии контролировать свою птицу?

– Именно этим я и занимаюсь, дебил, – каркает Виджет.

Ворона делает еще один круг, готовясь к новой атаке, и тогда Брэд сдается и бежит прочь, продолжая посылать с улицы проклятья.

– Ха, мужик, а испугался какой-то птицы, – смеется Айви и вдруг ахает, осененная догадкой.

– Что такое? – спрашивает Квини, запирая дверь.

Айви переводит взгляд с нее на Тэбби.

– Он увидел Тэбби.

– О, блин. – От удивления глаза Квини делаются большими-пребольшими. – А еще он знает про ограбление. – Она хмурится. – Нужно, чтобы Урсула хорошенько расспросила об этом Руби.

29

Понедельник, 25 октября Вечер

Урсула оказалась в комнате Руби впервые за долгое время. Удивительно, но тут все осталось как прежде, разве что выглядит опрятнее. Ведь раньше тут повсюду: на армуарах [65], на стульях, на кровати и на полу, – валялись горы одежды и разных боа из перьев. Но по-прежнему здесь пахнет тальком, духами и сахарной ватой.

В их жизни столько всего случилось, и просто удивительно, что какая-то часть прошлого осталась не тронута временем. В последний раз Урсула была здесь вечером тридцать три года назад. Они тогда вдвоем наряжались ко дню рождения Тэбби. У Руби с Урсулой так было заведено с детства, когда еще девочками они частенько сидели тут вдвоем, готовясь к празднику, что устраивала для них Мирабель.

Урсула помнит, как тогда, тридцать три года назад, чувствовала на лице дыхание своей подруги, пока та делала ей макияж под образ гадалки.

Урсула не очень-то любила краситься, но с радостью соглашалась, когда Руби предлагала ей свою помощь. И дело вовсе не в том, что при помощи косметики ее сестра, подобно алхимику, способна была превратить женщину с обычным лицом в красотулечку. Нет, причина крылась в другом. Просто на целых полчаса Урсула становилась центром внимания для Руби. Она касалась ее лица, брала за подбородок, прося повернуть голову налево или направо: она была так близко, что можно было услышать, как бьется ее сердце – казалось, ради одной только Урсулы.

В тот вечер после макияжа она вдела в уши Урсулы золотые сережки и повязала ей лазурный шарф. А потом, пока Урсула помогала Руби натянуть огромную нижнюю юбку с фижмами [66], та радостно трещала обо всем на свете – о том, что сегодня она увидится с Магнусом, а через три дня они совершат свое тщательно спланированное ограбление, после чего все в их жизни переменится. Руби мечтала взять судьбу в свои руки – ей надоело быть жертвой собственных магических способностей.

Несмотря на искренность Руби, Урсула чувствовала, что та что-то недоговаривает – уж больно широко она улыбалась, а ее гортанный смех звучал неестественно громко. Водрузив на голову Руби дурацкую тиару, завершавшую образ Глинды, Урсула озвучила свои сомнения, но Руби сказала, что никогда не станет что-то скрывать от самого близкого человека.

Урсулу удручало, что, имея дар предвидения, она не была в состоянии предугадать хоть что-то про Руби. Они были настолько связаны друг с другом, что невозможно было заглянуть ни в ее душу, ни в ее мысли. Все равно что стоять слишком близко к кому-то и не мочь сложить воедино черты лица – разве что разглядеть пару веснушек. Ведь обрести перспективу можно, лишь сделав шаг назад.

Урсула всегда полагала, что в ее даре имеется какой-то изъян, ограничитель, не позволяющий изучить самые потайные уголки психики Руби. Кто бы знал, что Руби просто умела возводить мысленный щит между собой и Урсулой, чтобы та не подглядывала за нею.

Именно так Руби и поступила, когда сестры послали Виджет к зданию тюрьмы, чтобы присмотреть за нею. Уже тогда следовало догадаться, что Руби от рождения умеет выстраивать между собой и остальными такую высокую стену, которую ни за что не преодолеть.

Как и подозревала Урсула, у Руби действительно был от них секрет, и вся правда вышла на поверхность во время дня рождения Тэбби.

И вот сейчас, через тридцать лет и три года, они сидят вдвоем перед трюмо на банкетке, на которой трудно уместиться из-за огромного пышного платья Руби. Женщины смотрят друг на друга через створки трельяжа. Вокруг него вся стенка обклеена десятками полароидных фотографий – это летопись их сестринства.

– Просто ужасно, что праздник пришлось отменить, – со вздохом говорит Руби. – Бедняжка Тэбби, она так ждала этого дня. Что за экстренная ситуация с дикой природой, если ей даже пришлось уехать?

– Да вот, все носороги вымерли, – сдуру выдает Урсула.

– Ох. А я думала, что дело в лесных пожарах, – говорит Руби. Сложив что-то в голове, она прибавляет: – Но если носороги вымерли, к чему такая спешка?