Ведьмы поместья Муншайн

Наконец «поляна накрыта», и обе ведьмы начинают ходить по лаборатории, насылая чары, создавая иллюзию природы, летнего денька. Появляется лужайка, деревья, солнечный свет, в воздухе чувствуется дуновение ветерка, повсюду порхают бабочки всех цветов радуги.

Однажды ведьмы пытались так угодить Тэбби, наколдовав прямо в библиотеке ее любимый лес. Но все это оказалось жалкой копией реальности, и Тэбби отказалась от дальнейших экспериментов.

И вот Квини начинает задавать Руби вопросы, и Тэбби знает, что Иезавель с Айви слушают так же внимательно, как и она.

– Назови свое полное имя, – просит Квини.

После некоторого колебания Руби отвечает:

– Меня зовут Рубен.

Давненько Тэбби не слышала этого имени. Через несколько дней после своего приезда в дом Мирабель Руби лишь однажды поделилась с ней, что Рубеном ее назвали при рождении, но потом она поменяла имя в соответствии со своими внутренними ощущениями.

– Назови свою фамилию, – сдавленно говорит Квини, работая рычажками.

– Фамилия, моя фамилия… – озадаченно бормочет Руби. – Битви́н [90]? – спрашивает она. – Я Руби Битвин?

Это очень близко к той фамилии, что выбрала для себя Руби в тринадцать лет, но все же она ошиблась.

Квини продолжает спрашивать: сколько Руби лет, какой у нее адрес проживания, какой сейчас год, сколько будет четыре плюс четыре, кто является действующим президентом. Ни на один из вопросов Руби не дает правильного ответа. Она считает, что сейчас ей пятьдесят два (ей столько было, когда умерла Тэбби), она помнит, что проживает в поместье Муншайн, но не помнит ни названия улицы (Гвиллимбери), ни номера дома (13). По ее мнению, сейчас 1988 год, а четыре плюс четыре будет сорок четыре, а президент у них «кто-то из Бушей, которого неплохо бы отвести к парикмахеру».

Табита не очень-то надеется на Вспоминатор, но, к собственному удивлению, очень хочет, чтобы он все-таки сработал. В конце концов от этого зависит ее дальнейшая судьба.

Квини подкручивает ручки регулятора, щелкает рычажками, двигает бегунок, одновременно поворачивая диск, усиливая мощность. Машинка начинает вибрировать, и Квини задает те же самые вопросы по второму кругу.

На этот раз Руби правильно называет свое имя – Рубиличия Фалуха Минкс Бетвикст. Вот такое выспреннее имечко выбрала себе девушка – имя-щит, чтобы отгородиться от мира, который всегда будет расценивать тебя как мишень для нападок лишь потому, что тебя угораздило родиться не такой как все.

И уж если Руби даже такое вспомнила, может, она осилит и остальное?

Когда и на остальные вопросы Руби отвечает верно, сестры начинают хлопать в ладоши и подбадривать ее. Каждый правильный ответ дает надежду и ободряет.

И так постепенно Квини подводит Руби к пятидесятилетию Тэбби, дню, в котором она застряла.

– Какой наряд был на тебе во время праздника? – спрашивает Квини.

– На мне было роскошное розовое платье, и я изображала добрую волшебницу Глинду.

– А как была одета Иезавель?

Все молчат, затаив дыхание, а Руби говорит:

– Не помню точно имя персонажа, но ее роль исполняла Шер в сериале «Иствикские ведьмы». Костюмчик был – полный отпад.

– О, да, детка, – хрипло говорит Иезавель, – я была прямо как Шер. – И она сексуально поводит плечами, улыбкой изображая некое подобие радости.

Квини задает еще ряд вопросов о празднике, а затем переходит ко дню ограбления:

– Что мы должны были похитить из музея Ротшильдов?

Руби морщит лоб, вспоминая:

– Хекканскую штуковину Идиты.

Квини улыбается – уж больно уморительно Руби все перепутала.

– А в кого ты превратилась тогда, помнишь?

– В охранника, – говорит Руби. – В того урода, но Иезавель не с ним перепихивалась.

Иезавель гортанно смеется. И Тэбби чувствует, как что-то щекочет в горле, вернее, там, где оно раньше было. Это настолько удивительно, что Тэбби не сразу понимает, что это рвется наружу смех. Как же прекрасно услышать старые прикольчики Руби. Но Квини остается серьезной, потому что наступает самый важный момент, ради которого они тут собрались.

Давай же, Руби, ты должна справиться.

– А потом мы вернулись домой, – напоминает Квини. – И куда же ты спрятала хекканский жезл и три ожерелья, украденные Клепто?

– Два ожерелья, – выпаливает Руби.

– Что? – Квини растерянно моргает.

Руби упрямо мотает головой:

– Там было два ожерелья, а не три.

Квини явно нервничает и не знает, стоит ли зацикливаться на количестве ожерелий и насколько важно определиться с этим. Или стоит замять данную деталь и двигаться дальше? Квини все же решает сфокусироваться на тайнике:

– Ладно, где ты спрятала хекканский жезл и два ожерелья?

Руби кивает, довольная тем, что Квини приняла ее версию.

– В огне, – говорит она и хитро улыбается.

– Но в каком огне? – пытается уточнить Квини.

– В самом надежном.

Голос Квини дрожит, она почти на грани отчаянья.

– Ты говоришь о костре в лесу, где мы проводим ритуалы? Или об огне в камине, за которым присматривает Мирабель со своего портрета? Или же речь идет о камине в одной из наших спален – ведь ночью никто не посмеет прийти туда и украсть сокровище. Так о каком огне идет речь?