Ведьмы. Салем, 1692

Юные леди впитали многочисленные жалобы на Олдена, приходившие из Массачусетса и Мэна, где он проводил очень много времени: было подсчитано, что он минимум шестнадцать раз с конца 1688 года выезжал на границу. Капитан очень хорошо знал эти места. Его тесть в свое время владел в Мэне лесопилками, а сам Олден доблестно сражался в войне короля Филипа. Он торговал с вабанаки и подписал договор, который косвенно повлек за собой нападение на Йорк. Он снабжал гарнизоны в Мэне. Он предпочитал, как давно уже подозревали, продавать оружие, а не освобождать пленников, ставя собственные бизнес-интересы выше общественных. Его даже обязали ездить в приграничные регионы с ограниченным количеством боеприпасов. Конечно, Олден не считал индейцев-вабанаки лишь «медведями и волками», как было написано в его февральских инструкциях по обмену йоркских пленных. Вполне предсказуемо, что околдованные девочки обвинили бравого капитана в продаже боеприпасов врагу. Он спал, хохотали они, с индейскими женщинами! А еще их нервировал его меч – так что Олдена, к его огорчению, освободили от оружия. Маршал вывел его из помещения дожидаться допроса, возможно, в таверну Ингерсола [47]. Являлись ли обвинения в спекуляциях правдой, нет ли, но он знатно обогатился в Мэне, среди густых туманов и кровожадных индейцев, где другие теряли свои семьи.

Несколько часов Олден провел в ожидании, пока Хэторн допрашивал Марту Кэрриер, обвиненную племянницей Пэрриса и восемнадцатилетней Сюзанной Шелден. Семья Кэрриер славилась своим буйным нравом, и Марта всячески поддерживала эту репутацию. Когда Хэторн спросил о призрачном черном человеке, с которым она общалась, по обвинению девочек, Марта издала смешок. Она не видит здесь никаких черных людей, помимо самого темноволосого магистрата в черной мантии. Она, как требовалось, смотрела ему в глаза с момента, когда зашла в зал. Хэторн потребовал, чтобы она повернулась к девочкам, но при этом не смела насылать на них свои чары. «Они начнут притворяться, – сказала она (это слово было употреблено впервые), – если я на них посмотрю». Находящаяся в трансе Сюзанна Шелден, эксперт по насильственным смертям, спросила, как Кэрриер смогла убить тринадцать человек. Девочки дрожали, описывая мечущихся по залу призраков, жаловались на булавки в теле, которые те втыкали в них. Что, Кэрриер не видит призраков? – поинтересовался Хэторн. «Если я скажу, вы мне все равно не поверите», – фыркнула она [48]. Девочки закричали, что Марта лжет.

Еще даже не было сказано ни слова о ее полетах или завербованных. Еще ее дети не поведали, что дьявол пообещал их деспотичной матери, что «она будет царицей ада» [49]. А генеральный прокурор уже потерял дар речи от всех этих девичьих видений, булавок и конвульсий. Девочки бродили по залу, «откровенно пялясь на людей» [50]. «Какой позор, что вы воспринимаете всерьез этих ненормальных», – заметила Кэрриер еще до того, как приступ у девиц достиг такой силы, что кое-кто начал опасаться за их жизнь. Хэторн приказал связать Кэрриер руки и ноги и вывести ее из помещения. Ньютон мог слышать, а мог и не слышать в этом хаосе, как Мэри Уолкотт, два месяца назад показывавшая укусы на своем запястье Деодату Лоусону, говорит судьям, будто Кэрриер хвасталась, что она уже сорок лет как ведьма. Марте Кэрриер было тридцать восемь.