Как отмечает О. И. Тогоева, существуют разные варианты использования прямой речи в судебных текстах
[570]. На рассматриваемом мною памфлетном материале прямая речь, как правило, включает в себя описание
деталей преступленияили
ситуации, которая стала поводом для обвинения в ведовстве.Так, например, памфлетист приводит в качестве аргумента в пользу виновности обвиняемой следующий краткий диалог (известный суду со слов свидетеля) между обвиняемой и свидетелем против нее:
«Будучи проклята Генри Миллем в таком духе: „Чтоб ты сгорела! Ведь я проболел две или три ночи“, — она ответила: „Тогда ты должен оставить меня в покое“»
[571]. Очевидно, что прямая речь могла быть вложена в уста, как обвиняемых, так и свидетелей. Такое употребление прямой речи служило для воссоздания в памфлетах подробной живой истории конкретного преступления, что, в свою очередь, делалось с целью усилить читательское впечатление от повествования.Примечательно, что границы авторского (написанного памфлетистом) и судебного (составленного писцом) текстов во многих случаях маркированы чередованием прошлого и настоящего времени в общей канве повествования. Так, например, в памфлете 1589 года все авторское повествование ведется в прошедшем времени (как бы от наблюдателя, рассказывающего о произошедшем процессе), однако упомянутый ранее допрос Джоаны Прентис начинается с употребления настоящего времени, свойственного форме записи в судебных документах:
«Во-первых, упомянутая подозреваемая сообщает и признает…»
[572]. Или же, наоборот, в другом памфлете (1582 года) повествование (составленное из допросов и признаний) в целом построено в настоящем времени и его сюжет следует (правда, с некоторыми неточностями) за хронологией судебного процесса и судебными документами:
«Упомянутая допрашиваемая говорит…».Однако периодически повествование прерывается вкраплениями, построенными в прошедшем времени, включающими авторские наблюдения или пересказ известной автору информации, не отраженной в официальной документации:
«Упомянутая Урсула, отправленная в тюремную камеру и охраняемая ночью констеблем, в процессе разговоров, которые она вела с ним, сказала, что забыла сказать мистеру Дарси одну вещь. Вследствие чего, на следующий день ее привели к Брайану Дарси и второй раз допросили»
[573]. Хотя
чередование времен,иллюстрированное приведенными выше примерами является характерной особенностью памфлетных текстов, оно вполне может являться случайным приемом. Дело в том, что в Англии в XVI–XVII веках литературный стиль допускал вариации с настоящим и прошлым временем. При этом, как упоминалось ранее, не существовало строго регламентированных правил и принятых шаблонов для составления судебных документов.Итак, совершенно очевидно, что охарактеризованные выше особенности придавала памфлетному тексту рука памфлетиста, использовавшего «судебный пласт» в качестве некой сюжетной матрицы для своего памфлета. Также ясно, что эти особенности, выполненные с помощью различных стилистических приемов, выводящих, в свою очередь, текстовое содержание за рамки излагаемых протокольных фактов, характеризуют памфлеты как
литературные тексты
[574], со свойственным тем наличием авторского замысла и художественного вымысла в той или иной степени.Однако прежде чем перейти к этой особенности памфлетов, необходимо остановиться на авторах памфлетов.
Характерно, что большинство антиведовских памфлетов —
анонимны.Так, из сохранившихся 156
[575]памфлетов анонимными
[576]являются 116 памфлетов, соответственно, 40 памфлетов — подписаны
авторами.В случае с 13 памфлетами (из 116 анонимных) авторство маркировано только
инициалами — псевдонимами
[577], которые до сих пор не поддаются однозначной атрибуции
[578].