Ведун поневоле

Наконец-то преодолев все богатые оттенки страхов, пережитых мной в подземном путешествии, я с радостью вынырнул между обожженных бревен ветхой избы на другой берег реки.

Морозный воздух ясного, голубоокого, зарождающегося дня защипал ноздри, заменяя внутри моих легких затхлый дух рукотворных пещер.

Издалека мне открылось грандиозное и печальное зрелище: реки монголов, проломив стенобитными машинами стены и ворота, вытекали из пылающего города, давно сломив сопротивление последних защитников.

Торжественный вой разносился над дремлющими лесами, знаменуя ужасное окончание многодневного сопротивления 21 декабря 1237 года.

Сани, снаряженные сухарями и промороженными припасами, нашлись тут же, готовые к дальней дороге. Дикорос рассчитывал схрон так, чтобы за высокими бортами могли укрыться от холодных ветров много дев и малых детей, обитавших в тереме Владимира, но фанатичный хозяин решил иначе.

Я действительно попытался раздобыть коней. Для этого пришлось дождаться ночи, чтобы скрытно выйти на охоту. Удача практически улыбнулась мне возле одинокой часовни, выстроенной на пологом берегу реки, на которую видимо так любили всласть покреститься дальние мореплаватели и гости Рязани, а также обычные рыбаки.

Подле с бревенчатым, древним строением часовни, на вершине которого теперь виднелся покосившийся, сломанный арканами, православный крест, среди деревянных землянок, строений и навесов местных рыбаков, я обнаружил множество хорошо знакомых лошадей рыжего оттенка, однако охрана подле расседланного табуна была чересчур велика и состояла из доброго десятка терпеливых, внимательных и хорошо обученных нукеров при полном вооружении.

Бросилась в глаза и странного вида, необычная, чёрная телега, оббитая пластинами железа, стоящая возле входа в часовню и запряженная сразу несколькими длинношерстными волами – тяжеловесами.

Я укрылся в тени навеса как раз в тот момент, когда огромный, одноглазый, старый и грузный монгол, освещенный тревожным светом факелов, выходя из нутра захваченной часовни, сердечно прощался по старинному, монгольскому обычаю (двое мужчин при расставании, быстро облизали друг другу щеки, что заменяло у этого народа братский поцелуй) с молодым, стройным воином, в котором я, цепенея от злости, узнал стремительного и наглого захватчика Дормисловой Поляны.

Воистину тесен мир и судьба ведет каждого из нас узкими тоннелями, раз, за разом обрекая на встречу с предназначенными людьми даже в необъятных просторах Руси!

Я был готов на безумство, но меня спугнула обычная собака, чей лай раздался изнутри странной повозки. К моему удивлению, старый и грузный монгол, отнесся к лаю мелкого пустобреха очень серьезно, буквально вскочив внутрь защищенного железом пространства и чуть ли не со страхом захлопнув за собой бронированную дверь.

Переполошились и монголы охраны. Поэтому, чтобы не навлечь беду, мне пришлось удалиться восвояси, как говорили в наше время простолюдины, не солоно нахлебавшись.

Глава 10. Временно мертв

Как уже стало известно тебе, мой дорогой сын, Владимир, из повествования выше, монголы чересчур хорошо стерегли своих коротконогих товарищей, выставляя на охрану табунов сразу добрый десяток воинов и рабов.

В конечном итоге, отчаявшись решить невыполнимую задачу к утру, я набрал из припрятанных саней столько съестных припасов, сколько мог унести в шкуре, легко превратившейся в заплечный мешок в угоду текущим потребностям, и основательно отдохнув перед рывком во Владимирское Княжество, отправился в путь-дорогу густыми перелесками, чтобы не встретить разъезды торжествующих победителей.

Глубокие сугробы вывели меня на рукотворную просеку, проложенную монголами для стенобитных машин. Жуткое, тошнотворное зрелище – десятки изрубленных, раздавленных людей, убитых в угоду интересам грозных победителей.

Прикинув, что двигаясь в противоход армии захватчиков, сделав большой круг, смогу безопасно обойти растекшиеся по Руси крылья Орды, я отправился по широкой колее, оставшейся после движения катапульт и стенобитных орудий.

Только северный человек может представить каково это – выживать три полных дня на морозе без возможности обогреться.

Двигаться пришлось быстро, чтобы не дать горячему поту, возникшему в ходе очень длинного путешествия, до конца высохнуть на моем теле, тем самым окончательно заморозив промокшей одеждой.

Лесные хищники, чувствуя во мне силу ведуна, чуя шкуру седого сородича, болтающуюся за плечом, не стремились беспокоить нападениями, за что я был им искренне благодарен, ибо видят Боги, на третий день пути был бы не в силах отразить атаку даже одинокого волка.

На четвертый день скитаний, когда мой мозг еще был способен что-то воспроизвести под давлением воли, мне немного помогал шепоток, вливая теплую силу в озябшие конечности, но когда давление окружающей среды стало нестерпимым, исчез и эффект магии. Говоря простым языком, я чересчур отупел, а душа моя измождена, чтобы хоть чем-либо помочь мне в скитаниях физического тела.