Ведун поневоле

Помниться, был и вообще дикий случай, когда в одном из опрокинутых котлов, обезумевший дружинник, нашел обваренные куски человеческих тел – враг не щадил никого, злобно уничтожая гордый, самобытный народ, посмевший встать на пути и стремительных, степных завоевателей.

Отряд Коловрата, к которому беспрестанно присоединялись небольшие группки людей во время движения к Рязанскому пепелищу, ко времени вступления в город достиг численности в полутора тысяч бойцов, готовых, в праведном гневе, пойти за своим могучим предводителем хоть в адское пекло, если то потребует общее дело.

Небольшое воинство, по всеобщему согласию было разделено на две неравные части.

Первая – пехота, большая часть воинов в которой, были плохо вооружены и не имели защитных доспехов, для удобства получила название «волчков».

Вторая – конница, несравненно малая часть, состоящая в основном из хорошо вооруженных воинов Черниговской дружины и, на общем собрании, получившая прозвание «соколиков».

Похудевшие кони, брезгливо принюхивались к поруганной земле, не желая искать в тошнотворном, пахнущем гарью рубище корма для пропитания. Их можно было понять, ведь буквально каждый аршин земли был богато пропитан русской и степной кровью.

Тел монголов практически не было, что вызвало страшные пересуды среди рядов дружины, дескать, монголы неуязвимы и практически не понесли потерь, но данные упаднические настроения, не без моего свидетельства, были быстро уничтожены в зародыше грозным Ратибором.

И не зря – чуть позже несколько разведчиков, посланных осмотреть окрестности, вернулись с известием о том, что обнаружили огромное кострище, полное элементов костей и металлической утвари.

Так, грозный хан Ордынский, оказал честь своим павшим воинам, сложив на берегу Оки невероятно большой костер, по своему дикому, степному обычаю погребения.

Не всех воинов монголы смогли почтить, как полагается. Видимо пламя от горящих изб вздымалось столь сильно, что ближе к центру Рязани улицы были богато усыпаны телами иноземцев, определяемыми лишь по кривым саблям, лежащим подле, позволяя прикинуть страшный счет расплаты за нападение – за каждого Рязанца независимо от пола и возраста ордынцы платили двумя, даже после того, как пали стены.

В каком состоянии пребывал Евпатий Коловрат, лишившийся отечества, трудно описать пером – гнев поглотил все его сознание, превращая в воплощение потустороннего духа отмщения.

Ни единый мускул не дрогнул на его лице, ни единая слеза не оскорбила его очей, но алое пламя, заполнившее все его внутреннее пространство, видимое мне столь же явно, как свет солнца, выдавало сведущим людям истинное состояние витязя.

Мое восприятие после странного сна чудесным образом дополнилось, в который раз. Открыв очи, после нового, короткого путешествия в царство Морфея поутру, я не мог отделаться от странного наваждения, будто бы в районе солнечного свечения живого человека легко колеблется легкое свечение, выдающее эмоциональный и духовный фон рассматриваемого.

Подобное же свечение, намного более блеклое и размытое иногда встречалось и над павшими телами, выдавая присутствие тени усопшего над местом упокоения.

Сведущих людей во всем отряде оказалось трое – я, Олег и Ратибор.

Уловив случай, высмотрев, что подле меня нет никого из дружинников, Ратибор завладел моим вниманием, неожиданно завязав разговор:

– Ульв научил? – спросил схимник меня, не обращая ни малейшего внимания на пепелище вокруг.

– Он самый, – не стал лукавить я об истинном происхождении своих талантов, – о свечение душ я стал видеть буквально вчера.

– Значит ты, мил человек, веры не нашей, а языческой? – продолжил непонятные мне расспросы православный монах.

– Языческой отче! – ответил я, стараясь не выдать мимикой внутреннее напряжение, возникшее в ходе разговора.

Тщетно. Ратибору видел намного шире и глубже, чем обычный человек:

– Да не гневайся отрок, не страшись, – поспешил успокоить монах меня, – Это люди неразвитые веру друг друга гнобят, да свою лучшей выставляют. Я же, по воле Бога, достиг таковых лет, что могу утверждать – Всевышний воистину един, только к каждому человеку через разные религии приходит. Я знал Ульва и не был против него. Не буду и против его сына.

Схимник неожиданно улыбнулся ровными, белыми зубами, опускаясь на обгоревшее бревно.

Я так и не решился опуститься на останки чьего-то дома, предпочитая переминаться с ноги на ногу перед лицом старца. Стараясь скрасить неловкость затянувшейся паузы Ратибор продолжил:

– Время сейчас такое, что любой человек, разбирающийся в знаниях тайных на вес золота. Ведаешь ли ты планы Евпатия, о дальнейшей судьбе отряда?

– Нет, но догадываюсь. Мстить, – не сомневался я в правильности ответа.

– К сожалению… – вздохнул Ратибор и засмотрелся в пасмурное небо, отчего стало видно, как снежинки смешанные с пеплом оседают на его седой бороде.

– Почему, к сожалению? – не понял я высказывание старца из излишне эмоциональных позиций своей юности.