Ведун поневоле

– Здравствуй, Гамаюн! – тихо поприветствовал меня Сет, и в его голосе чувствовалась стужа множества веков, – признаться, я очень удивлен, что ты смог освободиться из могилы. Этого чувства удивления я не испытывал много лет, а поэтому ты заслужил моё уважение, так как дал вновь ощутить всю живость искреннего восторга от чужих свершений. Не сжимай кинжал – Кладенец. Не нужно. Это оружие заряжается кристаллом души и, как я вижу, ты по-прежнему не наладил с ним контакта, поэтому он для меня не опаснее булавки.

Раздосадованный до предела, чувствуя, что я отпускаю последнюю соломинку, ведущую к спасению, я снял руку с рукояти меча, напряженно выжидая дальнейшего развития разговора.

Сет продолжал:

– Значит, ты стал правой рукой юного князя Александра? Похвально! А за мной, как видишь, вся Орда. Сотни тысяч коней, по одному мановению моего пальца, отправятся в любую сторону нового света, чтобы стереть с лица земли целые народы! И это намного веселее и азартнее, чем одним нажатием кнопки испепелять континенты. Эта игра дарит мне наслаждение, и я намерен довести её до конца… Ну, что же ты молчишь, Гамаюн? Ты словно набрал в рот воды. Как ни крути, а нас единственных на целом свете связывает древняя сила, протекающая внутри кристаллов душ!

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – разжав пересохшие губы, спросил я древнего атланта, – зачем пришел сюда в столь ранний час? Потешиться над моей немощью?

– Нет, что ты. Только предупредить тебя, мой заклятый враг и дорогой друг!

– Друг? – я не поверил своим ушам, поражаясь сказанному, сначала искренне подумав, что ослышался, – ну хорошо, и в чём же состоит это предупреждение?

– В том, чтобы ты жил тихо и не лез не в свои дела, Гамаюн, ибо ты не ведаешь всего масштаба творимой игры и моих планов. Ты просто пешка, уж прости за прямоту, дорогой друг. Дело в том, что в начале моего пути, едва я вырвался из опостылевшего склепа, я настолько сильно пылал ненавистью к своим поработителям и вашим создателям, что намеревался физически уничтожить последнее творение враждебной фракции, то есть человечество в целом. Но знаешь, всё больше и больше раскрывая природу гиперборейца, я осознал, насколько богата эмоциями их душа! Не то, что равномерное, серое свечение их всесильных создателей. Путешествуя, я наблюдал за вашими радостями, страданиями, страхами, болями, которые были так обострены, проходя через горнило великой войны. И лишь одно явление оставалось мне неведомо и обладало силой, которая заставила усомниться даже в совершенстве Атлантов. И это явление – любовь, в котором я так хочу преуспеть!

– Любовь, дорогой мой «друг», изучить невозможно, – ответил я Сету, искренне удивляясь текущему положению дел и его мышлению, – это нужно просто прочувствовать.

– Вот я и пытаюсь, Гамаюн! Полностью освоившись в новом теле, я понял, что мог без труда править этим интересным, новым миром и в оболочке гиперборейца. Я не хочу менять его радикально, но хочу посмотреть, получив новый опыт, каких высот способна достичь человеческая раса, ведомая моей рукой. А посему, возрадуйся человек! Ибо род твой будет жить, как и моё семя, пущенное по этой земле естественным путём!

– Но жить в рабстве?

– Такова судьба обычного человека. Он, по сути, никогда не бывает свободным в принципе. Это невозможно в текущих реалиях, ибо он чересчур социален и слаб. Удел мирянина только выбирать свой уровень рабства. Удел же истинной власти править скрытно, быть намного глубже круга официальных лиц, управляющих тем или иным государством, а поэтому я буду следить за всем, что происходит, поднимаясь всё выше, не делаясь прямым властителем лишь одного народа, а делаясь властителем всех наций. Я буду править планетами.

– Можно, конечно, и выбирать уровень рабства, но можно биться против него, за свою свободу, не жалея живота! – наперекор атланту вспыхнул я гневной тирадой.

– Вот от этого я и хочу тебя предостеречь, мой дорогой друг и враг. От бесполезной борьбы. Покорение целого мира мною и моими потомками – всего лишь вопрос времени. У меня оно практически неисчерпаемо и я всё равно завершу начатое, с монгольской конницей, немецкими рыцарями или японскими самураями, без разницы, но завершу! А посему – живи тихо, Гамаюн. А коль хочешь славы или достойного дела, то милости прошу под моё начало. Теперь ступай и помни, что я был добр к тебе, но могу поменять гнев на милость, если ты станешь чересчур силён. Я мог бы уничтожить тебя сейчас, но надеюсь на благоразумие будущего союзника. Повторюсь – не предпринимай ничего, что я бы принял за вызов!

Я ничего не говорил и молчал, обдумывая его слова. Сет, не дождавшись ответа, пришпорил коня, направившись в сторону Каракорума. Когда разрыв между нами достиг нескольких метров, он обернулся: